Николай II - читать онлайн книгу. Автор: Анри Труайя cтр.№ 40

Страница

Все же, несмотря на жестокое разочарование, царь осыпал Витте милостями. «В то время никто не ожидал такого благоприятного для России результата, – вспоминал Витте, – и весь мир прокричал, что это первая русская победа после… сплошных наших поражений… Сам государь был нравственно приведен к необходимости дать мне совершенно исключительную награду, возведя меня в графское достоинство». ^[122] Новоиспеченный граф, упоенный своим возвышением, уже уверовал, что совершенно безоговорочно вернул себе Высочайшее расположение. Тем более ошарашило его известие, услышанное из уст Ламздорфа, что Николай, ни с кем не проконсультировавшись, подписал 11(24) июля 1905 года во время встреч с Вильгельмом II на борту яхты «Полярная звезда», стоявшей на рейде в Бьорке, секретный договор об альянсе с Германией. Поначалу предполагалось объединить Францию, Россию и Германию для совместного противостояния британской гегемонии на случай войны и на период войны. Вполне понятно, в глазах Николая такой договор мог иметь место не иначе как с одобрения французского правительства. Однако в Бьорке кайзер предложил царю новый проект, согласно которому речь шла уже не о предварительной консультации с Францией, а о предложении в адрес Франции впоследствии присоединить свою подпись к двум предшествующим. И хотя этот договор входил в очевидное противоречие с франко-русским договором, заключенным Александром III, Николай, упоенный теплыми словами Вильгельма II, который выступил его единственным другом в душераздирающей японской афере, в конце концов дал себя склонить к его подписанию. Счастливый тем, как ловко ему удалось околпачить своего кузена, Вильгельм написал ему, что этот документ знаменует собою «поворот в европейской политике», что дата его подписания «открывает новую страницу во всемирной истории».

Вернувшись в Россию, Николай быстро понял, как подвели его легковерность и некомпетентность. Едва подал он этот документ Ламздорфу, как этот последний, уязвленный тем, что все делалось за его спиной, стал возражать против этого ложного шага дипломатии. «Я не стал скрывать от Его Величества, – рассказывал он, – что его побудили совершить небывалую по своей глупости вещь и что бьоркские соглашения находятся попросту в противоречии с теми, что заключил в отношении Франции его отец». Еще дальше пошел в своем негодовании Витте: он прямо заявил, что акт, бесчестящий Россию в глазах Франции, должен быть аннулирован любой ценой. Царь почувствовал, что потерял доверие министров, как нашаливший ребенок. Ему хотелось, чтобы и Вильгельм II был также осмеян. Отныне он косо смотрит на своего кузена. Тем более что, по справкам, полученным от российского посла в Париже Нелидова, французское правительство решительно отвергло союз с Германией посредством договора, определенно направленного против Англии. Несмотря на восторженные, почти что нежные письма от кайзера, Николай предпринимает попытку выпутаться из этого осиного гнезда. Ламздорфу было поручено подготовить этот неуклюжий договор к аннулированию. Российско-германскую границу пересекали все более едкие ноты. Россия подчеркивала, что франко-русский альянс первенствует и должен продолжать первенствовать над германо-русским. Из Германии отвечали: что подписано, то подписано. Отношения между двумя странами сделались прохладными. Вскоре Ламздорф смог заверить Витте – успокойтесь, бьоркского договора более не существует.

В то время, как высокопоставленные чиновники прилагали усилия к тому, чтобы уладить международные разногласия, волнения в России после некоторого затишья разгорелись с новой силой. Чтобы утихомирить мятущееся юношество, Трепов даровал 27 августа 1905 года широкую автономию высшим учебным заведениям. Результат не замедлил сказаться: едва начался учебный год, аудитории открылись для народных собраний. На скамейках вперемешку со студентами теснились рабочие, служащие, журналисты, офицеры и даже светские дамы. Вся эта разношерстная публика, затаив дыхание и развесив уши, слушала импровизированных ораторов, поднимавшихся на кафедру один за другим. Речи становились все более пламенными, призывы – все более революционными. Московские типографии объявили забастовку, наборщики выдвинули требование, чтобы при начислении жалованья учитывалось количество знаков, а знаки препинания засчитывались как буквы. Их примеру последовали «командиры свинцовых армий» в Санкт-Петербурге. Как следствие – не выходят газеты. К стачечному движению присоединились пекари, извозчики… Стали останавливаться заводы, в пустых цехах гулял ветер. По улицам помертвевших городов расхаживали манифестанты с красными флагами и пением «Интернационала». Прекратилась подача воды, но затем каким-то чудом возобновилась. С перебоями стало подаваться электричество, погасло уличное освещение. Телефон то умолкал, то включался на несколько часов. Вершиною всего этого беспорядка стала объявленная в свой черед стачка железнодорожных служащих, решительно парализовавшая экономическую жизнь страны. Напрасно пыталось правительство задабривать их, обещая улучшение их материального положения. Они требовали созыва учредительного собрания, публичных свобод, права национальных меньшинств на самоопределение. Забастовка распространялась все шире, как масляное пятно на поверхности воды. Повсюду возникали исполнительные организации – комитеты, советы рабочих депутатов, важнейшим из которых явился Санкт-Петербургский, впервые собравшийся 13 октября. Это была не совещательная группа, но боевая организация, поставившая целью ликвидацию режима. К середине октября численность участников забастовочного движения в империи перевалила за миллион. Охваченными оказались все цеховые организации. Ввиду масштабов этого движения любые ответные действия правительства казались обреченными на провал. Гарнизоны были слабы и малонадежны, действующая армия еще не вернулась из Маньчжурии. Обезумевший Трепов жил ото дня ко дню, не имея точного плана действий. Что же касается царя, то 12 октября он делает следующую запись: «Забастовки на железных дорогах, начавшиеся вокруг Москвы, дошли до Петербурга, и сегодня забастовала Балтийская. Манухин (министр юстиции. – Прим. А. Труайя) и сопровождающие еле доехали до Петергофа. Для сообщения с Петербургом два раза в день начали ходить „Дозорный“ и „Разведчик“. Милые времена». Неделю спустя он пишет пространное письмо о положении в стране матушке – вдовствующей императрице Марии Федоровне (которая в это время находилась в Дании, где доживал последние недели ее августейший родитель Христиан IX):

«Петергоф. 19 октября 1905 г.

Мои милая, дорогая мама.

Я не знаю, как начать это письмо.

Мне кажется, что я тебе написал последний раз – год тому назад, столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь, январские дни, которые мы провели вместе в Царском – они были неприятны, не правда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями!

Постараюсь вкратце объяснить тебе здешнюю обстановку. Вчера было ровно месяц, как мы вернулись из Трапезунда. Первые две недели было сравнительно спокойно.

Страница