Рыцари и Дамы Беларуси - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Рублевская cтр.№ 16

Школа существовала на средства, которые давали братчики, и частично на милостыню, собираемую на улицах (наверное, поэтому и упоминается о воспитании Карповича на «жебранину ненъдзную»). Образование давалось блестящее, изучались греческий, латинский, церковнославянский, польский языки и «разные науки».

Но была провозглашена уния. Король запретил братству иметь своих священников, отобрал храм — братчики построили СвятоДухов собор неподалеку от места гибели святых Антония, Иоанна и Евстафия. Впоследствии там возник Виленский СвятоДухов монастырь, его первым архимандритом стал Леонтий Карпович.

Для юного Лонгина братство — его единственный дом. Леонтий разделял с братчиками все тяготы и тревоги. Став совершеннолетним, включился в общественную и религиозную деятельность. Поначалу его выбрали «шпитальным дозорцем», возлагая на него заботу о госпитале для бедных. Затем он стал писарем, был избран «церковным строителем» (чтото вроде казначея). Но подлинное призвание его — в богословии и деле книжном…

Братскую типографию возглавлял известный проповедник Стефаний Зизаний, выписанный из Львова, но ему пришлось покинуть Вильно, где его чуть не убили сторонники унии. И Карпович, «у мове грэцкай i лацiнскай знакамiта беглы», занял место Зизания. Работал как типограф, корректор, переводчик, автор, комментатор — не существовало тогда профессиональных разделений. Со временем Леонтий Карпович стал сильным полемистом и проповедником. Иезуиты скупали его опубликованные выступления, чтобы сжечь, так что речи Лонгина ценились на вес золота. До нас дошли только три проповеди. Его ученик Мелетий Смотрицкий говорил, что «наука» Леонтия Карповича «подобно обоюдоострому мечу пронзала сердце и все внутренности вплоть до разделения души и духа, и до суставов, и до мозга костей».

Имелось у Лонгина еще одно ценное качество — он был шляхтичем древнего рода. То есть принадлежал к привилегированному сословию и мог выступать на сеймах, представляя интересы единоверцев. Так, на варшавском сейме 1609 года он защищал православных, которых к тому времени уже причислили к изгоямдиссидентам.

Но главное испытание ждало Карповича, когда в типографии был напечатан «Фринос» Мелетия Смотрицкого, выдающееся полемическое произведение, направленное против унии. Оно наделало столько шума, что вмешался король, которому доложили, что в типографии Виленского православного братства печатаются антиправительственные произведения. Крамолу велено было сжечь, типогрфию конфисковать, виновных арестовать — правда, с оговоркой: тех, кто не шляхтич… Но Карповича без суда и следствия бросили в тюрьму. Два года пытались сломить его дух. Мучили, таскали по судам… От оков на теле Карповича образовались язвы, которые не сошли до конца жизни.

Но Лонгин не отрекся от своих убеждений. И… вышел на свободу. Что поспособствовало его освобождению? Есть разные версии. Возможно, то, что к тому времени Жигимонт III потерпел поражение в Московии и ему нужен был мир в собственной стране. А за Карповича заступались православные магнаты: Воловичи, Ходкевичи, Огиньские… К тому же узник после допросов был уже едва живым…

Когда Лонгин Карпович вернулся в братство, там был настоящий праздник… Отлежавшись и окрепнув, Карпович принял постриг с именем Леонтий. Вновь возглавил типографию, стал архимандритом монастыря и ректором братской школы. Он ее реформировал в соответствии с новейшими требованиями: теперь в ней было пять классов, «ад iх жа ў трох лацiнская навука чытаецца, у чацвёртым беларуская, у пятым славянская i грэцкая мовы выкладаюцца». А в Минске, благодаря отцу Леонтию, появились мужской и женский СвятоПетроПавловские монастыри.

Как его на все хватало, да еще при слабом здоровье? Говорят, из своей кельи Леонтий Карпович не выходил без клепсидры — водяных часов, — чтобы не терять попусту время. Впрочем, дела земные он все равно ставил куда ниже небесных… Когда приходилось прервать молитву, горько рыдал. Даже если причиной был разговор с таким гостем, как князь Богдан Огиньский, выделивший землю для постройки новой типографии.

Здоровье архимандрита ухудшалось… Так же, как и положение братства. Знатные люди из него уходили. Сторонники унии, особенно студенты иезуитской академии, бросали в монахов камни, стреляли по окнам школы, пугали учеников… Забросали както кирпичами и отца Леонтия.

Архимандрит не смог даже поехать в Киев, чтобы принять сан епископа Брестского и Владимирского. Вместо себя послал Мелетия Смотрицкого, который был наделен там саном епископа Полоцкого.

Когда Смотрицкий вернулся, Карповича уже не было в живых, тело его шесть недель лежало непогребенным и… нетленным.

О святости преподобного Леонтия Карповича заговорили сразу после его смерти… Но времена становились все более жестокими, даже мощи святых виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия пришлось перепрятывать… Могила Леонтия Карповича так и вовсе не сохранилась.

В последние годы в минском СвятоПетроПавловском соборе о преподобном Леонтии, архимандрите Виленском, вспоминалось на каждой всенощной… И вот 15 мая 2011 года там же состоялось его прославление как местночтимого святого Белорусской православной церкви.

(? — ок.1651)

Река Тикыче была подо льдом: январь в Крыму выдался холодным. А на берега наползал, подобный войску призраков, черный дым. Казимир Семенович, артиллерист из корпуса адельсманов войска коронного гетмана Станислава Конец польского, как завороженный, вглядывался в клубящийся дым, который должен был прикрыть отступление врага. В дыму время от времени вспыхивали фейерверки — татары владели неизвестными литвинам тайнами пиротехники.

Да, искусство артиллерии — действительно высокое искусство, полное тайн… И совсем незаслуженно низведено до простого ремесла. Так что король Речи Посполитой Владислав IV Ваза был вынужден придумать привилегированный корпус адельсманов — артиллеристов, чтобы поощрить к службе в этом «низменном» роду войск шляхтичей и людей образованных. Но у Семеновича, бедного шляхтича и прирожденного ученого, комплексы по этому поводу вряд ли возникали. Он даже пошел против воли родителей, желавших видеть его политиком, а не «пушкарем», поскольку верил, что в артиллерии соединились все науки и искусства — от химии до графики, вся мудрость мира — от Пифагора до Декарта…

Едкий дым наползал на коронное войско… Изза него раздавалось «алалалаканье» татар… Солдатам было явно не по себе. Даже сам Семенович, знаток Аристотеля, Эвклида и Сенеки, так впоследствии опишет увиденное возле селения Ахматово у Синих Вод: «С помощью дьявола туманом и паром затемнили солнце на побоище».

Через год на стипендию короля Казимир Семенович отправится в страну мастеров — Голландию — учиться затемнять солнце и взрывать огнями ночь.

В 1650 году в Амстердаме на языке ученых — латыни — выйдет трактат «Великое искусство артиллерии», в котором будет описана многоступенчатая ракета, треугольное крыло и ракетная система залпового огня. А еще там будет рассказываться, как на Беларуси празднуют Купалье: «Собиралось огромное количество народа обоих полов и всех возрастов на улицах городов, а также на лугах, чтобы у множества зажженных костров ладить хороводы и веселые танцы». (Не там ли, у купальского огня, зародилась любовь маленького Казимира к огню?) Исконно белорусские словечки в трактате станут международными терминами: «беркавец», «барыла»…