Державный - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сегень cтр.№ 99

— Как хорошо, что я твоя жена! — снова хихикнула Чилик-бека.

— Когда умер отец, — разгорячившись, продолжал Ахмат, — он сказал мне: «Будь новым Батыем, воскреси Джучиев улус!» В то время дела в Золотой Орде становились всё хуже и хуже, и люди мечтали о новом Батые. После Тохтамыша не было великих, да и его нельзя назвать человеком длинной воли. Аксак-Темир побеждал и громил Тохтамыша, а в конце жизни тот был у Султана Джамшида в приживалах. После Тохтамыша наша великая держава стала разваливаться на куски. Откололись астраханцы, калмыки, кимаки, шибиры, ногайцы, казанцы. Потомки людей длинной воли становились безвольными. Наглые урусы перестали признавать свои земли частью Золотой Орды. Пришла пора наказать их. Иван вот уже восемь лет не платит мне дани! А все кругом только и гундосят: «Не нужно соваться, не надо идти на Русь, пускай урусы сами перегрызут друг другу глотки, а когда им станет невмоготу, Иван на брюхе приползёт искать защиты от собственных же братьев». Хорошо-то хорошо, и мои люди немало постарались, чтобы натравить Ивановых братьев на своего старшего после того, как он обидел их с вымороченным уделом Юрия. Однако не учли одного — Иван слишком силён как государь, как мужчина, как полководец. Он подобен своему прадеду, великому князю Димитрию. Слыхала о таком?

— Ди-ми? Как?

— Димитрий. Он был тоже московским князем, верно служил Тохтамышу. Эмир Мамай хотел быть таким же, как Аксак-Темир. Он замыслил свергнуть Тохтамыша и стать ханом. Для начала он хотел завоевать русские земли. Тогда урусы не так зазнавались, исправно платили дань, приезжали на поклон, не то что теперь. Князь Димитрий сказал: «Не знаю иного хана!» — и сразился с Мамаем. Полностью разгромил его и прогнал. Это было ровно сто лет тому назад, в семьсот восемьдесят первом году.

— А теперь какой?

— Год? Восемьсот восемьдесят первый. И ровно через сто лет после Димитрия я собираюсь наказать его правнука за непокорность. Быть может, моя звезда не такая яркая, как у Чингисхана, но она ярче, чем у Аксак-Темира, вот увидишь, Чилик-бека!

— Я люблю тебя, господин мой! Не хочешь ли ты...

— Нет, мизинчик мой! — вдруг рыкнул Ахмат, приподнимаясь. — Я понял, что сегодня меня ждёт победа над урусами.

— Но почему именно сегодня, когда мне стало так хорошо с тобою? — закапризничала Чилик-бека.

— Нет! — решительно отрезал Ахмат, вставая. — Я чувствую запах возмездия, которое несёт Аллах урусам. Смотри, сегодня вновь солнечный день. Пять дней не было ни капли дождя, сухо, солнечно, холодно, уровень воды в реке хоть чуть-чуть, но понизился. И эти известия о том, что Иван сжёг Посад в своей столице... И может быть, ещё и потому, что тебе впервые стало хорошо со мною. Я завоевал тебя, а воинский успех мужчины должен начинаться с победы над женщиной. Понятно?

— Понятно, — всхлипнула Чилик-бека, и Ахмату вдруг показалось, что всхлипнула притворно. Но не теряя более ни минуты, ибо и так уж давно было утро, хан отправился совершать омовение и молитву. Всё в нём звенело и пружинило, будто не он вчера так мучился от похмелья.

Четыре дня назад пришло известие о том, что Иван сжёг московский Посад, означающее, что подлые урусы дрогнули. По сему поводу позавчера здесь, в деревне с хорошим для татарского слуха названием Якшуново, где расположилась ставка Ахмата, был большой достархан, на который свезли много добычи с ограбленных окрестных сел, весьма богатых. Вчера Ахмат ужасно мучился — мутило, трясло... Но ни с того ни с сего откуда-то появилось ощущение близости чего-то значительного — то ли великой победы, то ли сокрушительной гибели.

Субх уж давным-давно был, а до зухра ещё далеко ^[138], и, умывшись, хан совершил короткую молитву во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного, быстро позавтракал и принялся отдавать распоряжения. Ему ужасно нравилось, как он двигается, бросает зоркие взгляды, расшвыривает во все стороны отрывочные краткие приказы — ни одного лишнего слова. Сегодня он должен перейти Угру, опрокинуть и подмять под себя оборону княжича Ивана, раздвинуть Руси сопротивляющиеся ноги и стремительным броском овладеть Машкавом ^[139]. Он, хан Ахмат, сын доблестного Кучук-Мухаммеда, покорит этот город и сровняет его с землёй, ибо так поступал с захваченными городами Аксак-Темир.

Надев поверх тёплого чекменя свою излюбленную байдану ^[140], выкованную в Орде лучшим русским кольчужником Андреем Капустой, хан покрыл голову лёгким серебряным шлемом Едигея, и стремянные вознесли его на седло. Именно в это мгновенье Ахмату почему-то вдруг подумалось: «А стал бы Аксак-Темир говорить какой бы то ни было из своих жён то, что я сегодня пел Чилик-беке?..» Эта неприятная мыслишка заставила его поморщиться от брезгливости к самому себе. Время от времени Ахмат испытывал неожиданные приступы подобной брезгливости, неприязни к собственному «я», и очень трудно было прогнать это гадкое чувство прочь.

Кто знает, может быть, Султан Джамшид тоже любил красоваться перед своими жёнами! Мужчина и должен так делать. А как иначе? Говорить жене: «Знаешь, дорогая, я не уверен, смогу ли одолеть врагов своих и сделать тебя счастливой»? Никакая женщина это не полюбит.

Конь под Ахматом уже скакал средней метью по берегу Угры, холодный ветер свистел в ушах хана, вместе с ярким солнцем заставляя его щуриться. Резкий бросок от Якшунова к устью Угры был давно замыслен Ахматом — так поступал и Аксак-Темир, появляясь там, где его никто не ждал, и нанося самые неожиданные удары. Десять самых сильных туменов Ахмата, выйдя к Угре, расположились на пространстве в четыре фарсанга ^[141] от села Ярлыкова на севере до городка Воротынска на юго-востоке, урусам предлагалось решить, что главную переправу хан задумал предпринять возле Якшунова, в малолесистой местности, где на русском берегу было много болот, в которые неплохо было бы опрокинуть защитников переправы. Но на самом деле Ахмат постановил переходить реку там, где она впадает в Оку. Туда татарская рать должна была двинуться внезапно, подойти разом и вмиг переправляться. И вот сегодня этот миг внезапности наступил.

Угра свернула налево. Хан со своим войском не последовал за нею, продолжая двигаться вперёд по широкому пойменному полю. Здесь, в селе Куровском стояли два тумена, возглавляемые братом и сыном Ахмата. Они уже выступили из своего стана и влились в общий поток, неумолимо надвигающийся на восток, к условленному месту переправы. Быстро двигалась рать! Дух захватывало! Вот уж и Угра, недолго побегав по сторонке, будто собака выбежала навстречу и снова скакала неподалёку, слева, стараясь не отставать от бега коней. Впереди уже вовсю слышался грохот — ордынский яртаул начал сражение за переправу, и урусы били по нему из своих пушек, коих в этом году у них почему-то оказалось видимо-невидимо. Сказывают, какой-то колдун Аристотель наделал их Ивану превеликое множество, якобы из простых брёвен, и надобно знать особое слово — скажешь его громко, и пушки снова в брёвна превратятся. Эх, разведать бы это слово!.. Но и без того одолеем урусов! Только бы не оробели багатуры, не ошалели бы от грохота проклятых колдовских орудий!