Державный - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сегень cтр.№ 90

— Жаркое?.. Хм!.. — молвил Лапоть.

— Чую, беда, братцы, — вострепетал Никита. — Идёмте скорей!

— Может, назад? — струсил Агафон.

— Нет, вы как хотите, а я вперёд, — твёрдо решил Губоед.

Как выбрались к берегу Москвы-реки, на противоположной её стороне уже отчётливо видно было на Посаде — там-сям вырываются языки пламени.

— Вот тебе и жаркое! — сказал Никита.

Обрадовались, увидев идущего со стороны Москвы человека.

— Эй, сударин! — кликнул его Никита. — Чего деется на Москве-то, а?

— Горе, християне! — почти прорыдал встречный прохожий. — Государь наш Иван Василии Москву жгет, вот как!

— Да ну! Да зачем? — разом спросили все трое.

— Должно быть, по наущению морейской ведьмы, — отвечал прохожий. — Вчерась прибыл наш ненаглядный, вроде бы даже слух пошёл, что одолеваем Ахмата, радоваться взялись. Да рано! Сегодня после праздничной обедни — как обухом по голове!.. Имущество посадское — в Кремль, Посад — огню!

— Что ж это?!

— Якобы говорят, из опасения, что Ахматка прорвётся к Москве и воспользуется Посадом для осаждения Кремля. Но не верю я! Деспина поганая да муроль веницейский государя оморочили, вот он и жгёт город-посад! А я ухожу прочь от господ своих, в леса иду от таких поджигателей, ибо говорят, что господин мой Ощера Иван Васильевич, у коего я в стряпчих служил, заодно с заговорщиками и хочет Москву сперва сжечь, а опосля Ахматке отдать в уплату задержанного выхода ^[127]. А вы чьи и куда?

— Сельчане мы, из села Котеля, боярина Патрикеева Василь Иваныча людишки, — сказал Никита. — Подарки, вот, несём государю...

— Ну и несите... — зло осклабился беглый. — Прощайте, людишки!.. Только государь в Красное Село утёк, москвичей убоявшись.

Он махнул шапкой и побрёл себе дальше.

— Не пойдём! — рубанул рукой воздух Агафоша.

— Обратного пути нет, — решительно возразил Никита. — Пойдём в Красное Село. Может статься, государю нашему утешенье нужно.

Покряхтев, Агафон и Лапоть пошли следом за Никитой. Выйдя на мост через реку, они остановились, глядя, как тяжёлый дым наползает на Кремль со стороны разгорающегося Посада и зарево пожара поднимается, окрашивая в алый цвет набрякшие на небе тучи.

— Грехи наши тяжкие! — вздохнул Губоед и зашагал дальше.

— Спаси, владыко, заступись за нас, поезжай за великим князем вдогонку, умоли его прекратить сожжение домов наших! Глянь, что творится! Патрикеевы в чрезмерном старании своём не дожидаются, покуда целиком всё имущество со двора свезено будет, начинают жечь. Им оно, конечно, выгодно прочих победнее сделать, дабы опосля самим возвеличиться в богатстве над погорельцами... Али им тако государь повелел — не считаться с москвичами? Так мы и обидеться можем, да не захотим государя такого, иных Рюриковичей сыщем, заступников народа православного! Батюшко! Ступай в Красное Село, прикажи Иоанну не жечь Посад аки духовному чаду твоему!

— Господи! Да разве ж я не говорил ему? Едва токмо приказ из его уст истёк жечь Москву, аз возмутился робостью таковой пред Ахматом. Он же твердит одно: коли прорвётся хан чрез оборону нашу на Оке — Угре да приведёт ордынцев своих на Москву, лучше будет, коли негде ему зимовать, негде отсиживаться, осаждая Кремль. Пример столетней давности смущает Иоанна, когда, после славной победы и торжества оружия нашего на Куликовом поле, спустя два года пришёл Тохтамыш, захватил Посад, сел в нём и тем самым облегчил себе покорение Кремля. Так-то оно так, но тогда вой московские распущены были по поместьям да вотчинам своим, а теперь вон какая рать могучая в два ряда на полуденных рубежах стоит. Неужто ж не одолеем Ахмата в тех местах? Я сам готов вести кметей русских на бой с татарами, коли государь столь робок... Но...

Люди московские, посадские, со всех сторон окружали, теснили Ростовского архиепископа, духовника великокняжеского, и Вассиан, растерянный, возмущённый, с клокотанием в горле отвечал им на их слезливые просьбы и яростные требования. Душа его пребывала в невиданном смятении и терзаниях. Он и сам не знал точно, правильно или губительно поступает Иоанн, малодушие проявляет он или тонкий расчёт, следует или рано жечь Посад и переселять москвичей в Кремль да в Дмитров, а саму твердыню московскую готовить к осаде.

— Твоя воля, Господь! — громко молвил Вассиан после долгого затишья, возникшего следом за произнесённым им многозначительным «но». Он размашисто перекрестился, обернувшись лицом к огромной деревянной церкви Иоанна Златоуста, которую великий князь возвёл в самой серёдке Посада во имя своего ангела-хранителя, чья честная глава должна была переселиться из Успенского собора сюда. Теперь, вместе со всем Посадом, это деревянное детище Ивана обречено огню. Государь, отдавая приказ жечь Посад, не мог не помнить о храме и не скорбеть о его печальной участи.

И Вассиан из последних сил зажал в себе гнев на великого князя, не дал ему вылиться тут, пред толпой разъярённых и отчаявшихся людей, скрепил сердце своё старое, больное, семидесятилетнее, но такое ещё пылкое и живое. Глубоко втянул в лёгкие густой запах дыма, доносящийся со всех сторон, запрокинул голову, подставляя лицо под мелкие капли дождя, и в ту же минуту дождинки стали превращаться в снежинки, тонко покалывать лоб и щёки архиепископа. Вассиан с закрытыми глазами внимал тому, как молчит окружившая его толпа. Затем, открыв вежды, вновь размашисто перекрестился и сказал:

— Благослови, Пресвятая Троице, деяния государя нашего Иоанна Васильевича! Не даждь, Господи, ему малодушия и заблуждения! А вы, — Вассиан опустил голову и обратил взоры свои к несчастным москвичам, — смиренно приимите то, что насылает Господь на вас через деяния великого князя. Многомилостив Господь Бог наш. Молитесь, и не даст Он Москву на новое поругание агарянам. И аз, архиерей недостойный, благословляю вас — мир всем!

Достояние Христово, народ русский не возроптал после таких слов, а потянулся молчаливой цепочкой приложиться к благословляющей деснице владыки Вассиана. И как нашлись силы в людях сих мгновенно осознать, что всё сказано, что иного пути нет, что дома их окончательно обречены на сожжение и что в том есть особенное испытание, посланное Богом, за коим непременно должна ниспослаться благодать! Каждого, кто подходил к архиепископу, Вассиан благословлял в отдельности, после чего люди расходились по сторонам к своим пожиткам, дабы отправляться либо в Кремль, либо далеко на север, в Дмитров, кому куда было определено волей государя. Наконец, не чувствуя в себе больше сил, да и от дыма задыхаться начал, Вассиан осенил оставшихся во множестве общим крестным знамением и, повернувшись, зашагал по улице в сторону Кремля. Уста его сами собой бормотали, сердце, отпущенное на волю, изливало гнев на духовное чадо: