Державный - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сегень cтр.№ 85

Стоял тёплый осенний день. Всю неделю были холода и ветры, а сегодня вдруг выглянуло солнце, повеяло угаснувшим летом. Ивану подумалось, что сегодняшний день, возможно, как тот груздь — последний летний день-гриб. Он усмехнулся и, чуть натянув поводья, малость сбавил бег коня. Оглянулся по сторонам. Справа ехал Мамон, слева Ощера, сзади следовали Бова, Курицын, Хруст и семнадцатилетний сын Ощеры Александр Сорокоумов-Ощерин.

Догнав передок, состоящий из двух десятков воинов под началом Андрея Меньшого, перешли с рыси на хлынцу.

— Дурак народ! — промолвил Мамон, очевидно, имея в виду того мужичка с грибами.

— Не дурак, — откликнулся Иван Васильевич. — Но и не умён.

— С придурью, я бы сказал, — заметил Курицын.

— С примудрью, — заковыристо подвёл итог оценкам народа старина Ощера. — Мудроковатый народ у нас.

Государь рассмеялся, на душе у него вновь стало весело. Своим смешным словцом, как мелкой дробинкой, Ощера сбил с души Ивана тёмное пятнышко, ляпнутое неразумными словами грибничка. Всё-таки Ощера хоть и стар стал, а нет-нет да и вставит что-нибудь этакое. Как хорошо, что не ушёл он в монахи после гибели старшего сына, Кости, павшего одним из первых на Шелонском побоище! И другого своего сына, Сашеньку, не стал прятать. Вот он, едет сзади, за отцом. Правда, до сих пор переживая смерть Кости, сделался Иван Васильевич Сорокоумов-Ощера больно осторожен и пуглив, без конца твердит, что надобно найти мир с Ахматом, не вступать в битву, уплатить дань, а потом как-нибудь иначе свалить Орду. Может, он и прав... Вон и Мамон о том же.

Григорий Андреевич недавно сделался любимчиком государя. Он был весёлого нрава, ровесник, балагур такой же, как некогда Ощера. Желудок у боярина Григория обладал чудеснейшими свойствами переваривать всё подряд и в каких угодно количествах. В это трудно было поверить, но даже некоторые, разумеется, не самые сильные, яды никоим образом не нарушали спокойствия сего брюха. Кроме того, Григорий Андреевич мог неделями ничего не есть, а мог за один присест умять в себя столько яства, сколько трое-четверо в три дня не съедят. За всё это и прозвище боярин имел соответствующее — Мамон ^[124], а вовсе не за свои богатства, хотя богатств у него и впрямь было много. Дом в Кремле — полная чаша, жена-красавица, пятеро сыновей мал мала меньше, самому старшему девять лет. «Вот мой главный мамон, — говаривал Григорий Андреевич о сыновьях. — Вот моё главное сокровище и богатство».

В последнем походе на Новгород особенно отличился Мамон, хотя ещё и в Шелонской битве участвовал. Колокол вечевой — он снимал. Его отряд потом вёз колокол до самой Москвы, зорко охраняя. С тем и приблизил государь Мамона к себе.

Лес кончился. Дорога вынырнула на широкое поле, с которого вдалеке уже виднелись купола Москвы. Сердце дрогнуло, дыханье спёрло, в уголках глаз защипало. Поле, широкий простор, пересечённый речною излукой, холмы, а на холмах за рекой — город любимый...

— Москва, государь! — весело оглянувшись, воскликнул едущий впереди дьяк Мамырев, летописец.

— Москва-Москвинушка! — выдохнул из самых глубин своего восторженного брюха Григорий Мамон.

— Стоит, никуда не подевалася! — добавил Ощера.

— К-куды ж ей деться? — полуобернувшись, крякнул брат Андрей.

— Да вскочит на своих курьих ножках и убежит по свету счастья искать, — сказал Иван.

— Чего его искать, если оно — вот оно, само к ней едет, — промолвил сзади Ощерин Саша.

— Не льсти, сыне, — одёрнул его отец, — самое гнусное дело — лесть. Сорокоумовы никогда льстецами не бывали!

— А правда ли, что вы от самого Редеди род свой ведёте, или же сие сказка? — спросил Курицын.

— Ничего не сказка! — обиженно воскликнул Саша. — Когда Мстислав Тмутараканский убил Редедю Касожского, он взял в плен сыновей Редеди и окрестил их под именем Романа и Юрия. Внук Романа был Михаил по прозвищу Сорокоум. От него был сын Глеб, моему отцу — дед, а мне — прадед. Понятно?

— Молодец, Иваныч! — похвалил Сашу великий князь. — Добро знаешь родословную свою. Не каждый так помнит.

— Родословную свою ему ещё оправдать предстоит, — проворчал Ощера.

— И оправдаю, — заявил Ощерин сын.

В небе раздалось курлыканье. Иван Васильевич запрокинул голову и посмотрел в чистую осеннюю небесную синь. Небольшой журавлиный клинышек грёб по горним волнам, устремляясь туда, откуда ехал со своими окольничими великий князь Московский.

— Это уж ихний сторожевой полк тронулся, — сказал Мамон. — Основная рать давно ушла.

— Челядь болотная, не сидится им на месте, — проворчал на журавлей Ощера. — Покров ещё только завтра, а они уже слетели. Не обошлось без Тревизана.

— Почему без Тревизана? — не понял шутку Иван Васильевич.

— Да небось, подкупил их, чтоб они пораньше зиму да мороз накликали, Ахмату на радость, — пояснил старый вояка.

Настроение Ивана внезапно вновь переменилось. Вдруг подумалось: «Что это мы развеселились? Плакать надо!» А и впрямь, ехали они на Москву не ликовать, а с горестным делом. Жечь Москву ехали, вот оно как!

Весной хан Ахмат двинул на Русь всю свою Большую Орду. Настало то удобное время, которого он так долго ждал. На северо-западе мы воевали с Ливонским орденом. Ссора между великим князем Иваном и двумя братьями, Андреем Горяем и Борисом Голтяем, после того как они не приехали на освящение Успенского собора, вспыхнула с новой силой, раскалывая Русь надвое, а то и натрое. Крым несколько лет назад был разгромлен ордынцами, и некоторое время там на троне сидел Ахматов ставленник Джанибек. Лишь недавно его изгнали и воротили Менгли-Гирея, который пока ещё не успел зализать свои раны и не мог рассматриваться в качестве союзника Москвы. Наконец, полностью сложился союз Ахмата с Казимиром, и Литва обязана была со всей силы ударить Московию по правому уху, покуда та будет стоять лицом к лицу с Ордой Ахмаг-хана.

С начала лета Иван стал расставлять свои полки по окским берегам, с тревогой ожидая врага. Сын милый, Иван Иванович, был назначен на Оке главным воеводою вместе с Холмским. Медленно двигалась Орда вверх по берегам Дона. В июле и сам Иван Васильевич вывел из Москвы своё войско, которое должно было стать вторым рядом за спиною у сыновних полков, а в случае чего сняться и быстро переброситься на запад для отпора литовцам.

Вскоре на другом берегу Оки появились первые татарские разъезды, стали проверять броды, начались стычки, пока ещё незначительные. Отведав русского кулака, Ахмат продолжал прощупывать нашу оборону и покамест не находил в ней брешей, Иван с сыном все продумали основательно. В это время пришли удручающие известия из Псковской земли. Орден начал её завоёвывать. Псковичи обратились за помощью к двум обиженным братьям Ивана, а те поставили условие — быть Пскову впредь их оплотом против великого князя Московского. Чего угодно ждал Иван Васильевич от до сих пор оскорблённых братиков, но верил, что в сию грозную годину, хотя бы на время, забудут они обиды свои и встанут с ним в один ряд отбиваться от врагов Руси. А они — вон как!.. До чего ж горько!..