— Ты свободный человек, Крез, и можешь говорить мне без всякой опаски все, что угодно,— сказал Кир.
— Тогда можешь ли ты, царь, ответить мне, твоему пленнику, что учиняют здесь твои воины с такой яростью?
— По праву победителей они расхищают твои сокровища.
— Вовсе не мои сокровища они растаскивают, а твои,— заметил Крез.— Нет у меня больше ничего, кроме сына. Твои воины расхищают твое достояние. И это не к добру.
Кир пристально посмотрел на Креза и, приказав своей свите удалиться, вопросил лидийца:
— Что предрекаешь мне ты, любитель оракулов?
— Боги сделали меня твоим рабом, царь,— отвечал Крез,— и я считаю своим долгом сказать тебе нечто такое, чего другие не замечают или скрывают. Я слышал о твоем народе, что персы свободолюбивы и по своей натуре презирают ложь и чрезмерное богатство. Здесь же богатства у них стало разом чересчур много. Если ты позволишь своим воинам проявить ненасытность, то произойдет вот что: кто из них больше всего награбит, тот возгордится и станет считать, что он не беднее самого царя. Этот человек когда-нибудь поднимет против тебя восстание, помяни мое слово. Если тебе угодно послушаться своего раба, то поступи так: поставь у всех выходов стражу из твоих верных телохранителей. Пусть они отнимают добычу у всех, кто ее выносит, говоря, что десятую часть следует посвятить божеству. Например, Зевсу.
Крез почитал эллинских богов.
— Великому Митре, Хранителю Пределов,— поправил его Кир.
— Прекрасно,— принял Крез,— Значит, Митре. Тогда твои воины не только не возненавидят тебя за то, что ты силой отнимаешь у них добычу, но отдадут ее с радостью и будут восхвалять тебя как самого справедливого царя.
Такой совет показался Киру превосходным. Он осыпал пленника похвалами и сказал ему:
— Ты говоришь и действуешь, как подобает царственному мужу. Вижу, что не зря приложил столько усилий, чтобы спасти тебя, многомудрый Крез.
Такова история спасения Креза. О бывшем царе бывшего «великого царства» я в дальнейшем буду писать мало, гораздо меньше, чем он того заслуживает, ведь речь все же не о нем, а о великом Пастыре персов. Поэтому здесь я еще раз напомню миру, что Крез сделался самым мудрым советником Кира. Часто Кир ставил его мнение даже выше мнения своего брата Гистаспа, считая, что «чужеземцу со стороны виднее». Готовясь к последней, роковой битве, Кир попросил именно Креза сопроводить наследника своего царства, Камбиса, в Эктабан и уберечь его от опрометчивых поступков, к которым сын Кира имел склонность. Крез пережил Кира и скончался в возрасте восьмидесяти шести лет. На склоне жизни Крез часто говаривал, что, если бы не Кир, он растратил бы все золото Лидии на предсказания, вконец разорил бы свою страну, а сам бы сошел с ума от темных и многозначительных высказываний эллинских оракулов.
Этим Кратон из Милета завершает историю завоевания Лидии и начинает рассказ о том,
КАК ЦАРЬ КИР
УБЕРЕГ ИОНИЮ ОТ СПАРТАНСКОЙ СПЕСИ,
СТРАНЫ ВОСТОКА — ОТ БУЙСТВА ДИКИХ
ВАРВАРОВ,
А ВАВИЛОНСКОЕ ЦАРСТВО — ОТ ГНЕВА БОГОВ
Каждое из этих деяний Кира заслуживает отдельной истории, однако я объединил их в одну по ряду соображений.
Во-первых, завоевание народов Востока и безрассудных ионийцев происходило одновременно и заняло неполных шесть лет. При этом подчинение городов Ионии Кир доверил Гарпагу, который получил в сатрапию сначала Лидийское царство, а потом и саму Ионию (замечу, что Кир принял мысль своего брата Гистаспа, советовавшего держать многоопытного Гарпага подальше от Мидии и Эктабана).
Во-вторых, именно в эти годы я имел наименьшую возможность беседовать с Киром и наблюдать за ним. Чем более он возвышался, тем менее становился доступен для простых смертных, к коим я без всякой досады причисляю и себя. Советчиков у него теперь хватало, хоть отбавляй. Чего стоил один Крез, большой знаток эллинской мудрости. Работы у меня, однако, не убавилось, а привалило еще больше. Хотя бы за счет того, что пределы Персидского царства несказанно расширились, дороги стали куда длиннее и мне теперь едва не приходилось разрываться на двух Кратонов, чтобы разом поспеть на два края света. Молодость между тем проходила, и бесконечные разъезды давались мне уже не с той легкостью, как в начале судьбы. Новые поручения Кира я, как правило, получал от его гонцов, настигавших меня то в Эфесе, то в Трапезунте, то где-нибудь на окраине Киликии. Кроме всего прочего, мне приходилось держаться подальше от невзлюбившего меня Губару. Он умер вскоре после взятия Вавилона, и только после его смерти я вздохнул с облегчением и стал, так сказать, «приближаться» к Киру тогда, когда считал это необходимым.
В-третьих, по моему глубокому убеждению, завоевание обширнейших земель Востока и даже великого Вавилона потребовало от Кира куда меньше душевных сил, напряжения воли и, наконец, воинской доблести как его самого, так и всей его к а р ы, нежели достославная «охота» под Пасаргадами, ввиду войск, присланных Астиагом. Расширение Персии, укрепление ее могущества происходили как бы сами собой, ибо лавина уже двинулась, набрала всю возможную мощь и теперь ее масса уже не могла не распространиться до естественных пределов, положенных самим строением гор. Всего три поистине тяжелых и кровопролитных сражения пришлись на жизнь Кира. Два из них — с лидийцами, которые стали затем самыми прилежными из всех подданных Персидского царства; третье же, последнее — со скифами-массагетами, которые, полагаю, никогда не станут ничьими подданными. В третьем своем сражении Кир и принял смерть — ту, какую, по-видимому, и желал принять.
Итак, я возвращаюсь к тому дню, когда Кир принял от Судьбы во владение Лидийское царство.
Дым еще не выветрился из дворца в Сардах, когда Кир воссел на трон Креза. На очень высокой и широкой спинке золотого трона красовался в виде искусной чеканки поднявшийся на задние лапы лев в естественную свою величину. Сам трон стоял на возвышении, куда вели семь ступеней из коринфского мрамора. Кир легко и быстро, как бы намеренно избегая излишней торжественности, взошел по ступеням и так же легко, с домашней простотой сел на трон, будто садился на него раньше каждый день, начиная обеденную трапезу. Всем своим видом он показывал, что Раболепная толпа лидийской знати ему здесь вовсе не требуется для подтверждения его прав и могущества.
По обе стороны от трона Кир велел установить еще по одному роскошному сиденью, причем своего царственного брата он усадил по левую руку, а низвергнутого Креза — по правую. Позже я узнал, что так просил его сделать сам осторожный Гистасп, который считал, что уже наступает пора заручиться поддержкой лидийцев на случай войны как с Ионией, так и с Вавилоном.
Говорят, что Кир спросил Креза, как ему приручить лидийцев, и бывший царь дал такой совет: надо обязать их учиться наукам и искусствам, в первую же очередь танцам, и дать им побольше празднеств, на которых они могли бы соревноваться в искусствах, а между делом отнять у них все оружие. На самом деле этот совет был дан Гистаспом, а Крез его одобрил и только подтвердил, что привыкшие к богатству и благополучию лидийцы охотно подчинятся новому закону. Кир не только отдал повеление лидийцам, что называется, «жить весело», но и выделил на их празднества немалую часть царской казны. Позднее лидийцы почитали Кира куда больше, чем мидяне.