Эламит, казалось, первый раз моргнул, и на его лице промелькнула тень недоумения.
Все некоторое время молчали, только слышалось потрескивание огоньков.
Внезапно Кир встрепенулся.
— Еще один переход сделан, а мы на том же месте, в том же ущелье. Пойдем новой тропой,— Он громко хлопнул в ладоши,— Принести зайца!
Мое изумление не превысило изумления Гистаспа.
— Брат! — довольно резко обратился он к Киру,— Здесь предел благоразумия.
Гистасп стал чего-то опасаться всерьез.
— Что у нас есть? — сказал Кир, не поворачивая к нему головы,— Один мертвый заяц. Восемь мертвых убийц. И один живой убийца. Даже больше того: убийца убийц. Он — эллин, говорящий правду. Ты сомневаешься, брат?
— Я всегда доверял твоей прозорливости, брат,— понизив голос, ответил Гистасп.
— Мы допрашивали его,— Кир указал на меня перстом, не отрывая руки от подлокотника,— а теперь желаем узнать его суждения, как будто он из старших кшатрапаванов совета племен. Разве не так? Он — чужестранец, молод, неглуп, многое повидал и, как видно, немало умеет. Девятый мертвец не добавит знания. Узнаем же все, что можем, как верно советует мой добрый гость Гобрий.
Не успел эламит благодарно склонить голову, как стражник внес тушку зайца и, встав ко мне боком, чтобы не загораживать от царя, поднял тушку на уровень моего подбородка.
— Посмотри и скажи, что думаешь,— повелел мне Кир.
То был обыкновенный заяц, спинка которого была пробита ударом стрелы. В разгар охоты один из воинов увидел эту готовую добычу у самой тропы. Поскольку заяц был пронзен стрелой с царским, красным, оперением, то он не мог взять его в руки, а только поднял на стреле и принес в стан, до которого было рукой подать — не больше стадия. Кир изумился: он знал, что никакого зайца не убивал, и даже обратился к своему копьеносцу. Тот пересчитал стрелы в колчане и сказал, что все на месте. Опасаясь, что тушка отравлена, Кир приказал копьеносцу осмотреть ее. Тот обнаружил, что заячье брюхо распорото и умело зашито. В брюхе таился кожаный кошелек со свернутым в трубочку листком пергамента.
Без особого труда и мне удалось добыть этот листок на свет.
— Прочитай глазами,— повелел Кир, явно довольный тем, что с первой загадкой я так быстро управился.
Надпись на пергаменте гласила:
«Сын Камбиса! Боги хранят тебя. Твой день пришел. Теперь ты можешь взять царство Астиага, не дожидаясь, пока его разум окончательно помутится от старости. Больше некому взять державу. А если придет иной, то тебе, имеющему высшее право на престол, несдобровать. Побуди своих персов на восстание и выступай в поход на мидян. Если Астиаг в войне против тебя поставит военачальником меня или кого-либо из знатных мидян, знай, большая часть войска перейдет на твою сторону. Слово Гарпага.
Все готово. Послушайся моего совета и действуй успешно.
Великий Митра хранит тебя».
— Кто такой Гарпаг? — спросил я. Кир взглянул на Гистаспа.
— Приближенный царя Астиага,— помолчав, ответил Гистасп, смущенный, что уже не мне, а ему самому приходится отвечать на вопросы.— Хранитель печати дворца. Стоит на третьей ступени царского родства.
Этот заяц напоминал приманку в капкане.
Открывалось уже три темных пути.
Астиаг создает видимость заговора, чтобы разделаться с Киром.
Астиаг узнает о готовящемся против него заговоре и пытается упредить развитие событий.
Астиаг не знает ничего, а истинный зачинщик заговора — Гарпаг. Ему удается соблазнить Кира на мятеж. И вот он получает в свои руки войска. Смерть же Кира необходима и в случае удачи, и в случае поражения. Если наемные убийцы были подосланы именно Гарпагом, значит, заговор рухнул раньше, чем подстреленный заяц добрался до Пасаргад.
Поделившись своими соображениями, я к тому же узнал, что подозревать Гарпага вдвойне трудно: он всегда заступался перед Астиагом за его внука, за что в свое время пережил длительную опалу.
Чем больше копилось важных сведений, проливающих свет на тайны Мидийского царства, тем более загадочной становилась вся эта история с покушением на Пастыря персов. К кому ни подступись в этой тихой и доброй стране — все милосердные люди, хлопотавшие о судьбе Кира. Да и от самого Астиага ожидать убийства единственного внука было бы и вправду странным, если только старик не выжил из ума. Пока ясно было одно: еще часа два назад, посреди глубокой ночи, дворец Кира был нашпигован убийцами, как стручок горошинами.
Спрятав свиток обратно в тушку и подумав, что теперь судьба глумится надо мной, подсовывая зайцев, я честно признался в бессилии своего ума:
— Царь, эта загадка выше моего понимания воли богов или злых умыслов смертных людей.
И вновь подобно раскату грома раздался смех Кира.
Брат царя и его гость, видимо, привыкли к этим внезапным раскатам и, как говорится, ухом не повели.
— Приятно убедиться, что мы не глупее эллинов,— сказал Кир.
— Могу только сказать, царь,— поспешил я хоть немного исправить положение,— что не стоит доверять по крайней мере еще двум чужестранцам. Иудейскому купцу, который, насколько догадываюсь, уже появился здесь со своими повозками и грузом пшеницы.
— Шету? — уточнил Гистасп.
— Не знаю имени. Повстречал его около Ниппура. Следует заглянуть поглубже в его мешки. Второй чужестранец — Аддуниб из Вавилона.
Упомянув «ученого мужа», я пожалел о том, что лишил его ядовитых жал. Пойманный с ними, он послужил бы доказательством моего искреннего стремления оказать царю услугу. Теперь же мой навет попахивал клеветой. Вавилонянин же наверняка стал вдвойне осторожным.
— Нельзя больше верить никому из живущих за пределами Пасаргад,— задумавшись и помрачнев, проговорил Кир,— Весь мир вокруг наполнился ложью и темными духами. Надо воздвигать высокую стену. Таков совет эллина.
Он пристально посмотрел на меня и, показалось мне, заглянул в мою душу, как охотник заглядывает в темную нору.
Потом он шевельнул рукой, и меня живо увели, и я сам оказался в норе. То есть теперь меня столкнули в какую-то глубокую, но довольно сухую яму, покрытую железной решеткой. Мне сбросили сверху, сквозь прутья, одежду, десяток лепешек и бурдюк с водой.
В той яме мне суждено было провести девять или десять дней. И, надо признаться, чем дольше я сидел, тем меньше сомнений и страхов по поводу своей судьбы оставалось у меня. Я с удовольствием вспоминал тот царский «большой совет», на котором мне довелось оказаться не последним человеком. И вот, сидя в яме и не ведая о своей участи, Кратон Милетянин воображал, как его приведут на новый совет и сам царь персов предоставит ему новые тайные сведения и станет также учтиво и внимательно выслушивать соображения Кратона по поводу дальнейших действий против врагов Кира. В своих грезах я восходил по всем ступеням, что вели к царскому трону, и вот уже обнаруживал себя сидящим по левую руку Кира в роскошных одеждах и произносящим важные и мудрые слова. Тогда приходилось потрясти головой и оглядеться вокруг.