Лебрен, обратившись к товарищам, сказал:
— Помните, что солдаты прежде всего наши братья. Попробуем в последний раз избежать кровопролития.
— Вы правы. Попытайтесь, Лебрен, — сказал кузнец с засученными рукавами блузы. — Боюсь только, что это будет напрасный труд, ну да вы сами увидите…
Лебрен взобрался на самую верхушку нагроможденных камней. Опираясь одной рукой о ружье, он стал размахивать другой рукой носовым платком, выражая таким образом желание вступить в переговоры.
Барабанный бой смолк, и наступила полная тишина.
В окне первого этажа дома Лебрена стояли наполовину скрытые за жалюзи его жена и дочь. Лица их были бледны, но спокойны и решительны. Они не спускали глаз с Лебрена, говорившего речь солдатам, и с его сына, который стоял возле него с ружьем в руках, готовый защищать собой отца при первой опасности. Жорж Дюшен тоже направлялся к ним, но вдруг почувствовал, как кто-то тронул его сзади за блузу. Обернувшись, он увидел Праделину, раскрасневшуюся и запыхавшуюся от быстрой ходьбы. Все с удивлением смотрели на нее.
— Не ходите сюда, дитя мое, — раздались кругом нее голоса, в то время как она пробиралась к Жоржу. — Здесь опасно!
— Как, вы здесь! — вскричал с удивлением Жорж.
— Жорж, выслушайте меня! — сказала она с умоляющим видом — Вчера я два раза заходила к вам и не заставала вас дома. Я написала вам, что приду еще сегодня утром. Для вас я и пришла, несмотря на баррикады.
— Уходите отсюда! — вскричал Жорж, тревожась за нее. — Вас могут убить. Здесь вам не место.
— Жорж! Я хочу оказать вам услугу. Я…
Праделина не могла закончить. Лебрен, который окончил парламентерские переговоры с капитаном гвардии, обернулся В эту минуту к своим и крикнул:
— Они хотят сражаться! Ну что же! Подождите, пока они откроют огонь, и только тогда стреляйте.
Солдаты дали залп. Им ответили с баррикады, и вскоре над ней повисло облако дыма. Стреляли из окон соседних домов, из отдушин погребов. Дедушка Жоржа Дюшена, стоя у окна своей мансарды, бросал в солдат, берущих приступом баррикаду, все, что только было у него под рукой: домашнюю утварь, столы, стулья. Все, что только можно было просунуть через окно, летело вниз на головы осаждавших. Когда запас вещей истощился, старик, почти комичный в своей ярости, бросил в солдат свой бумажный ночной колпак. С грустью оглядываясь кругом, он вдруг испустил крик торжества и начал срывать с крыши черепицу, сбрасывая ее вниз.
Атака велась яростно. После нескольких залпов солдаты кинулись на баррикаду, чтобы взять ее приступом Сквозь беловатую дымку, окутывавшую баррикаду, обрисовывалось несколько групп. В одной из них Лебрен, разрядив свое ружье, пользовался им как дубиной, чтобы отбросить осаждающих. Его сын и Жорж, следуя по его пятам, оказывали ему сильное подкрепление. По временам отец и сын, не прекращая схватки с противником, кидали беглый взгляд на окна с полуспущенной жалюзи, и до них иногда долетали слова.
— Мужайся, Марик! — восклицала госпожа Лебрен. — Мужайся, мой сын!
Шальная пуля пробила одну из перекладин жалюзи, за которой скрывались женщины, но они продолжали мужественно стоять у окна, откуда могли видеть дорогих им людей.
Случилось, что после рукопашной схватки с капитаном Лебрен, отбросив его, выпрямился и пошатнулся на нагроможденных плитах баррикады. Тогда один солдат, подняв ружье, собрался пронзить его насквозь, но Жорж загородил его собой. Раздался выстрел, и Жорж упал. Солдат готовился нанести новый удар, но две маленькие руки судорожно вцепились в его ноги, он потерял равновесие и скатился головой вниз по другую сторону баррикады…
Жорж был спасен благодаря Праделине. Храбрая, как львица, с растрепавшимися волосами и пылающими щеками, она во время битвы пробралась к Жоржу. Но в тот момент, когда она спасла его, пуля, отскочив рикошетом, поразила молодую девушку в бок. Она упала на колени и лишилась чувств. Последний взгляд ее был обращен на Жоржа.
Дядя Брибри, заметив, что молодая девушка ранена, бросился к ней и приподнял ее. Ища глазами, куда бы ее положить, он увидел госпожу Лебрен и ее дочь. Они стояли в дверях магазина, устраивая из него с помощью Жильдаса и Жаники походный госпиталь.
Жильдас, который начал свыкаться с боевым огнем, помог Брибри перевести умирающую Праделину в комнату за магазином, где ее и передали на попечение госпожи Лебрен и ее дочери.
Выйдя из магазина, Брибри увидел маленькое барахтающееся на земле тельце, одетое в дырявые красные панталоны и голубую куртку, залитую кровью.
— Ах, бедняга Фламеш! — вскричал старик, подбегая к мальчику и стараясь поднять его. — Ты ранен? Ничего, это пустяки, будь мужествен!
— Пропал я, дядя Брибри, — проговорил мальчик угасающим голосом. — Жалко… значит, я… не буду… удить красных рыб в пруду… — И он испустил последний вздох.
Крупная слеза скатилась по щеке тряпичника.
— Бедный малютка! Он был не злой. И умирает он, как и жил, — на мостовой!
Так закончил свое существование Фламеш, и слова старого Брибри были надгробной молитвой над его трупом.
Между тем дедушка Жоржа, следивший за ходом битвы из своего окна и истощивший все свои боевые запасы, принадлежавшие к движимому и недвижимому имуществу, видел, как упал его внук. Он сейчас же спустился вниз и побежал, несмотря на свой возраст и слабость, на баррикаду, отыскивая внука среди мертвых и раненых и призывая его раздирающим душу голосом.
Осажденные выказали столько упорства, что солдаты, потерявшие большое число своих, собирались отступать в боевом порядке. Огонь прекратился, как вдруг в одной из соседних улиц раздался выстрел и послышался топот лошадей, скакавших галопом. Вскоре в тылу баррикады показался драгунский полковник с несколькими всадниками. С саблями наголо они отбивались от группы революционеров, которые отступали, стреляя на бегу.
Это был полковник Плуернель. Отделившись от своего полка, он попытался пробраться к бульвару, не ожидая встретить на этой улице баррикаду.
Прекратившийся бой возобновился с новой силой. Защитники баррикады подумали сначала, что эти всадники составляют передовой отряд полка, который собирается напасть на них с тыла и, таким образом, поставить их меж двух огней. Залп выстрелов встретил этих пятнадцать или двадцать драгун с полковником во главе. Несколько всадников упало. Тогда Плуернель вонзил шпоры в своего коня и крикнул, размахивая саблей:
— Драгуны, рубите саблями этих каналий!
Сделав невероятный прыжок, его лошадь взобралась на основание баррикады, но здесь ноги ее стали разъезжаться на камнях, и она свалилась.
Плуернель, не имея возможности выбраться из-под своей лошади, защищался с геройским мужеством, несмотря на то что был ранен. Ему приходилось, однако, отражать удары слишком большого числа противников. Лебрен вместе с сыном и Жоржем, не обращавшим внимания на свою рану, бросился с опасностью для жизни между полковником и нападающими на него. Ему удалось освободить его из-под лошади, после чего он силой втолкнул его в свой магазин.