— Мы вошли на Русскую Землю...
От этих слов татары переглянулись. Но князь не обратил на это никакого внимания и продолжил:
— Не сегодня, так завтра тверский князь узнает о нашем походе. Он попытается собрать своих сторонников. Нам надо перерезать им все пути. Особенно те, которые ведут в Псков, Новгород. Мы прольём много крови, если тверскому князю удастся получить помощь, — он посмотрел на татар.
По их лицам он понял, что те со всей ответственностью приняли его слова. А куда им деваться: так распорядился хан.
— Поэтому, — продолжил князь, — вы пошлёте небольшие отряды, которые не должны пропустить ни одного тверского посланца. Московию не трогать. С ней разберусь я сам. Идите!
Темники покорно поднялись и, по привычке низко кланяясь, удалились к туменам. А поутру во все концы полетели татарские всадники.
Пройдя южными границами Рязанского княжества, которое татары слегка пограбили, забрав князя с его войском, Иван Данилович повёл военную армаду на Любутск, Оболенск... и вскоре вступили на тверскую землю. Этот путь он выбрал ещё и потому, что войска проходили вблизи границ Литовского княжества. Иван Данилович решил показать Гедимину всю мощь смыка двух царств. «Пусть мотает на ус», — усмехнулся он про себя, когда грохот конских копыт эхом отзывался в новом замке Дильнуся, и подумал: «Слабость — валит. Сила — ставит». Как показала дальнейшая жизнь, этот расчёт оказался не пустым. Под Клином к ним присоединились другие князья. Ивану Даниловичу стоило огромных усилий удержать татар от грабежа. Собрав все силы в единый кулак, войска двинулись на Тверь. Но прежде чем это сделать, Иван Данилович вновь послал в Тверь Савёла.
А в Твери не знали, на что решиться. Тверской епископ Алексей настаивал, чтобы князь не принимал боя, а оставил город в целях его спасения. В донос воеводы о подходящих к городу войсках, по прикидке которого их было около семидесяти тысяч, князь не поверил. Переодевшись в смерда, он и воевода поехали убедиться в правоте его слов. То, что он увидел, бросило его в дрожь. Ему стало ясно, что одному не устоять, а о помощи ничего не было известно. Неужели оправдывались худшие предупреждения воеводы? Но что бы ни было, он — один. Сопротивление такой силе погубит не только Тверь, но и всё княжество. Воевода был прав, говоря об отъезде. Он остановил коня. Воевода понял, что князь принял какое-то важное решение. Какое? Подъехав к нему, он остановил коня колено в колено. Князь, глядя в сторону, сказал:
— Да, епископ и ты правы. Мы уезжаем!
— Тогда скорей! — и они пришпорили коней.
Глубокой ночью семья князя, его братья, дружина покинули Тверь. Их путь лежал на север. Их повёл воевода, который на немой вопрос князя ответил:
— Я думаю, князь, что другого пути у тебя нет!
Князь помолчал какое-то время. Потом, вероятно, решил всё же выяснить, спросил:
— Идём на Торжок?
— Нет, князь, ты пойдёшь на Бежецкий Верх. Боюсь, в Торжке да и в Вышнем Волочке тебя уже ждут.
— А ты?
— Князь, я воевода. Мой долг повелевает мне вернуться назад. Я не могу бросить вверенный мне город.
Воевода говорил спокойно. Князь понял, что тот всё продумал заранее, и переубедить его не удастся. Да и нужно ли это делать? «Конечно, мой побег — постыдный поступок, — подумал он, — но я его делаю во имя тех людей, которых оставил. Сдаться я не могу, наложить на себя руки — великий грех. Осталось одно — бежать, спасая других».
— Прощай, мой друг, — сказал князь, повернувшись к воеводе, — я одобряю твоё решение.
Они обнялись. Воевода попрощался с княгиней и увидел на её лице горькое, неподдельное разочарование.
— Вы покидаете нас? — голос её дрожал.
— Да, княгиня! Меня зовёт мой долг.
— Я понимаю и надеюсь, что мы вновь встретимся, — и она протянула руку.
Благополучно добравшись до Бежецкого Верха, братья решили податься в Ладогу и позвали с собой Александра.
— Мне жаль с вами расставаться, но, думаю, в Ладоге я не найду спасения. А вам там будет спокойно. Я нужен хану Думаю, за новгородскими стенами, с Гедиминовой помощью я смогу остаться в живых. Прощайте, дорогие братья! Да хранит вас Бог!
Он обнялся по очереди с каждым из них и перекрестил на дорогу.
Между тем дружинники подметили, что за ними от самой Твери следует какой-то странный человек. Сказали об этом князю, тот приказал его схватить. Но он словно сквозь землю провалился, сколько его ни искали.
Впереди показались грозные новгородские стены. Князь вздохнул с облегчением, когда увидел, что навстречу ему шли именитые новгородские граждане. Князь гордо взглянул на жену.
ГЛАВА 23
Довольной, даже радостной возвращалась ватага атамана Семёна Еремеева на кош. Ещё бы! Заполучить такой дуван и не потерять ни одного казака — это многого стоит. Добрый у них атаман, ничего не скажешь. Одним словом, батяня.
У многих поёт душа в предчувствии «обмыва копыт» по случаю такого дувана. Не ими заведён этот порядок, не им это рушить. Издревле тянется он. Так делали их отцы, деды и прадеды. Так делают они, блюдя старые обычаи. Так будут делать их дети и внуки.
А их уже ждали. Всё было готово к их возвращению. Заготовлены и уже освежёваны быки, кабаны, бараны, саженные рыбины, горы всякой дичи дожидались победного казачества.
Но прежде чем начать этот многодневный загул, по сложившейся традиции, вначале все пошли в церковь, чтобы принести сердечную благодарность и дорогие подарки своей покровительнице Пресвятой Богородице. На коленях благодарили её казаки. Только после этого начинали дуванить добытое богатство. Идёт расклад. Батловка — для атамана. Кипы различной паволоки, женские наряды и одежда — купцам. Зерно, мука, сухофрукты — в схрон. Вино, продукты, оружие, кое-что из одежды — на общее потребление. Золотые, серебряные монеты, украшения, разные дорогие поделки отдаются на жеребейгу. Не забываются и те, кому выпала доля следить за хозяйством. Дуванить — дело весьма сложное, главное, чтобы соблюдалась справедливость, поэтому от каждого куреня отряжались по два человека. Для их работы отводилась ровная площадка за заплотом. Кроме избранных, входить туда никто не имел права. Дуван по жеребейгу каждому выдавался в чувале в порядке живой очереди через оконце. Причём подающий не мог видеть получателя. Делители получали свою долю тоже в порядке очереди. Они по одному на время покидали рабочие места. Так, считали казаки, достигалась справедливость.
На этот раз, прежде чем начать жеребейгу, атаман собрал круг для решения, что делать с добром в шкатулке.
— Друзеки казаки! — начал он говорить, — в этой штучке, — он потряс шкатулкой, — столь добра, сколь не наберётся во всём нашем валке.
Казаки загудели.
— Да, да! — подтвердил Семён, — но как жеребейчить это добро, ума не прилежу.