Шапки полетели вверх.
Когда круг в основном разошёлся, к атаману подошли оставшиеся казаки:
— Скажи, атаман, а кто был тот казак, который так ловко умыкнул бабу?
Семён переглянулся с Курбатом. Они улыбнулись друг другу.
— Если придётся выбирать атамана, узнаете, — ответил Курбат за атамана, подмигнув ему.
После окончания круга молодые собрались за церковью, подальше от глаз людских. И окружили Гудыма.
— Ну и разозлился батька, — сказал один из них.
— Это ты, Гудым, его разозлил.
— Я?
— Да, ты! — закричали парни. — Возгордился, что он тя сделал есаулом.
— Да вы что, друзеки! Я ни в жисть...
— Ладноть, — махнули они и стали расходиться.
После этого разговора Гудым не мог спать. В душу запал и атаман, и слова его друзей. На рассвете он оседлал коня и помчался на стойбище. Скачка успокоила его, а встреча друзеков сняла с сердца обиду. Он рассказал парням о круге и об интересе казаков.
— Кто же был тот казак, который так ловко умыкнул ту бабу? — загалдели парни.
Гудым пожал плечами.
Рассказ есаула невольно напомнил Андрею о том, теперь уже далёком случае. Он взял постель и ушёл в степь, чтобы одному предаться тому прекрасному воспоминанию.
ГЛАВА 13
Иван Данилович вернулся в Москву в расстроенных чувствах. А виной тому был его неожиданный визит в Саввино-Сторожевский монастырь. Хоть это и было не совсем по дороге из Можайска, но князь решил сообщить игумену, что митрополит Пётр прибаливает и не худо было бы ему навестить больного.
— Порадовался бы владыка, глядишь, ему бы и лучше стало, — сказал он ему.
Такая забота князя не могла не тронуть священника, и он клятвенно пообещал это сделать.
Отобедав с игуменом на скорую руку, князь спешил вернуться домой. Но одно сообщение сильно озадачило князя. Во время проводов настоятель, не очень-то знающий тонкостей княжеской жизни, проговорился Ивану Даниловичу, что он пару дней тому назад вот так же прощался с тверским князем и княгиней, которая ехала его проводить. Александр, с его слов, следовал в Орду.
Иван Данилович, руки которого лежали на крупе коня и он уже готов был вскочить в седло, резко повернулся к игумену.
— Батюшка, он к тебе специально заезжал?
Такой вопрос огорошил игумена.
— Как специально? — вырвалось у того, — просто он избрал этот путь, чтобы следовать в Орду.
— Конечно, — Иван Данилович улыбнулся, хотя на душе заскребли кошки, — князь волен ехать куда хочет и зачем хочет.
Проговорив это, взгляд его на какое-то мгновение застыл. Но он, словно придя в себя, заговорил вновь. Голос был мягок:
— Тем более, после нашей встречи в Твери мы договорились о нашем ладе.
Он погладил коня, потрепал его по шее и, обернувшись к игумену, проговорил:
— Я понимаю князя Александра. Он далёк от своего отца. Но отдать честь вам — святое дело.
Князь прыгнул в седло. Конь заплясал на месте. За ним вскочил на коня и сопровождавший его Кочева.
— Благослови меня, батюшка! Мне пора в дорогу.
— Да хранит тебя Господь! — произнёс игумен, перекрестив князя.
Всю дорогу от монастыря до дому он думал: «Зачем же Александр поехал в Сарай?» У него почему-то вылетело из головы, что он сам с данью и дарами готовится отбыть к Узбеку. А на ум пришло, что Александр за его спиной хочет «плести сети» с татарами против него.
Кочева заметил, что с хозяином случилось что-то неладное после встречи с игуменом. Весь разговор был при нём, и ничего предосудительного тот Ивану не сказал. Или он пропустил что-то важное мимо ушей? Напрасно он всю дорогу думал об этом. Ответа не нашёл.
Возвращались они в Московию, когда стемнело и люди готовились ко сну. Однако не везде. Проезжая старую Кузнецкую слободу, слышались мерные удары кузнецов. В нос ударил запах гари и калёного железа. Жители, оказавшиеся на улице, при виде князя низко кланялись, пряча удивление.
Князь въехал в кремль. Двор был пустынен. Никто не ждал его возвращения. Оставив коня у крыльца, князь сразу пошёл к себе. Зайдя в молельную комнату, на коленях совершил молитву. В опочивальне, не раздеваясь, упал на постель.
Но его приход не остался незамеченным. Служанка княгини, девка с поросячьими глазами, вошла в её опочивальню и сообщила о возвращении князя. Та сидела за столом и в зеркало рассматривала лицо.
— Ступай к себе, — сказала она.
Когда служанка исчезла, Елена поднялась и вышла из опочивальни. Крадучись, подошла к двери князя. Приоткрыв её, она увидела, что он, одетый, спал, повернув голову к стене. Она вернулась к себе и... задумалась. Иван всё больше и больше её сторонился. «Вот и сейчас где-то несколько дней пропадал. Вернувшись, ничего мне не сказав, завалился спать. Нет! Чует моё сердце: у него кто-то появился. Но кто? Неужели была встреча с этой Анастасией? Ведь после их поездки он так сильно изменился. Но неужели Александр отпустил жену? Или она что-то придумала, чтобы встретиться? Когда же они успели договориться? Может быть, был посыльный». Она вызвала к себе дворецкого. Осип Уваров явился тотчас.
Властным движением руки она усадила его рядом с собой.
— Скажи, Осип, — она не сводила с него глаз, — что за посланец был у нас из Твери?
— Посланец? — Уваров даже привстал от удивления.
— Да, посланец, — повторила она.
Дворский медленно покачал головой:
— Нет, матушка княгиня, я бы знал. Но... никого не было.
По его ясным, без тени сомнения, глазам она поняла, что Осип говорил правду. «Тогда кто же?» — подумала она и вздохнула.
— Ладно, иди, — приказала княгиня и задумалась.
Она вновь подошла к княжеской опочивальне. Князь спал.
Проснулся он только к вечеру. Почувствовав сильный голод, сбросил сапоги, удивившись, что никто его не раздел, надел мягкие чувяки, обмыв лицо, пошёл в едальню. Там его ждала княгиня. По её взгляду он понял, что она начнёт его пытать. Дав ему насытиться, Елена спросила:
— Где же ты пропадал, Иван Данилович? — и пристально посмотрела на него.
Князь, услышав её слова, не донеся ложку до рта, бросил её в миску.
— Ты знаешь, что у нас болен митрополит.
— Он стал довольно часто болеть, — заметила она.
Князь посмотрел на неё, потеребил козлиную бородку, потом сказал:
— Можайск задержал выплату дани, был там, а оттуда заехал к Амвросию в Саввино-Сторожевский монастырь, сказал, что болеет митрополит, и просил, чтобы он помолился за него и посетил Петра.