Глаголют стяги - читать онлайн книгу. Автор: Иван Наживин cтр.№ 55

Отцы духовные были народ грубоватый, «невежи словом», и малограмотный, а очень часто и совсем безграмотный. Еле-еле бредёт по книге, запинаясь на каждом слове. А безграмотные — те наизусть все учили. Знали они одно только Еуангелие, которое и читали по вся дни, а у молитв знали только начало, а остальное мурчали про себя — так, что в голову взбредёт, лишь бы похоже маленько было. И смеялись люди умственные: «Великий учитель — Пролог наизусть!..» Поведение их заставляло желать многого, и утончённые «пёстрые власти» должны были преподавать им правила хорошего тона: «Прозвутеру подобает всегда быть трезву и слово ко всякому человеку иметь умилительное, взор кроткий, ступание ног тихое, и к людям, кии им словеса не полезна, отнюдь бы тыих не говорили, но что на пользу, тоб только и говорили…»

Скоро появились, конечно, и черноризцы, а вслед за ними сейчас же разные «слова» в поучение им: о том, что обеду и всякой трапезе посвящены две молитвы, что кутью установлено святить в честь святых и за упокой, а отнюдь не во оставление грехов, что в алтарь не должно вносить ничего снедного, о лепом и честном сидении за столом, без пустошных слов, без смеха и кощунов и прочее, а в особенности много и пространно — о пианстве. Черноризцы очень скоро придумали обычай пить на праздничных обедах чашу Спасителя, чашу Божьей Матери, чашу празднуемого святого с произнесением перед чашами тропарей. И некоторые ревнители стали проповедовать, что чем больше чаш и тропарей, тем дело выходит благочестивее. И вот наставникам их приходилось разъяснять, что тропари, творимые у питья, рождают грех и муку. Что сказала пресвятая Богородица святому Василию Новому? Она сказала: «Если хочешь быть моим любимым другом и иметь меня заступницей и скоропослушницей во всех бедах, откажись от многого питья! А если будешь приносить молитвы пьяный, то не только не будешь услышан, но и более разгневаешь Бога». И уставили наставники наказание: кто упоит другого насильно, да постится семь ден, а если упоённый блюёт, то сорок. «Много пишется об этом в правилах, — прибавляли учители, — но умным и сказанного довольно, а неумные не поверят, хотя бы им поведать сказания книг всего мира. Когда напивающиеся допьяна с тропарями одни ползают на коленях, а другие валяются в кале и блюют, готовые испустить из себя дух, в ругательство и посмех дав себя и хранителя души своей, ангела, отогнав от себя, то многие тропари, которые говорили они над чашами, избавят ли от беды той самохотно бесящихся?»

И везли с собой цареградские пискупы и учители вверх по седому Днепру книги всякие для просвещения народа русского, проживающего в тени сени смертной, и церковные, и четии. Ввозное просвещение сие разделялось на четыре отдела:

1. Догматический. Он был представлен точным начертанием православной веры Иоанна Дамаскина, в котором, кроме глав, относящихся собственно к богословию, были главы «о свете и о огни и о светельницех, о водах, о земли и еже от нея». За ним шли огласительные и тайноводственные поучения Кирилла Иерусалимского, слово против ариан Афанасия Александрийского, два слова о богословии и несколько слов на господские праздники Григория Богослова, трактат о самовластстве или о свободной воле и три слова о воскресении Мефодия Патарского и тому подобное.

2. Библейско-истолковательный «Шестоднев» Иоанна-пресвитера, сокращённое толкование на книгу Иова Олимпиодора Александрийского, два толкования на Псалтырь, толкование Ипполита Римского на пророка Даниила, толкование на первые пять посланий апостола Павла, приписываемое Икумению Трикскому, толкование на апокалипсис Андрея Кесарийского и тому подобное.

3. Нравоучительный: слова Мефодия Патарского «О житии, о деянии разумне, о различении яди, о прокажении», «Стословец» Геннадия Константинопольского, ответы о разных главизнах Анастасия Синаита, «Пандекты» и «Тактикон» Никона Черногорца, несколько патериков, или отечников, жития и тому подобное.

4. Исторический: две истории Ветхого Завета: пространная «Палея», толковая и краткая, доведённая до царствия Давида включительно; «Хронограф» Георгия Амартола, начинающийся историей Ветхого Завета и доведённый до Х века; «Хронограф» Иоанна Малалы Антиохийского с прибавлением фантастической истории Александра Македонского и тому подобное.

И поверх всей этой премудрости было ещё в багаже святителей несколько статей по риторике и философии, случайно переведённых в Болгарии и ещё более случайно попавших на Русь…

Оценку всему этому просвещению дал один из современников: «Разумеешь ли яже чтеши? Все это премудрость полузапечатленная. Аще и чту, но не разумею». Но черноризцы ночей не спали, все это переписывая. И толковали, и, толкуя, боялись отпасть от правомыслия и многие приходили к заключению, что лучше не читать, чем, читая, не право разуметь, и утешались словами неизвестной женщины, сказавшей некогда Златоусту: «Кладязь учения твоего глубок, а верви ума нашего кратки…» И многие подвижники «зачитывались» и повреждались в уме.

Чтобы скорее по указанию батюшек насадить это просвещение, Володимир по наущению их открыл в Киеве школу и насильственно отбирал для этой школы детей у «нарочитыя чади». Матери, чуя материнским сердцем своим беду неминучую, «плакахуся по них, ещё бо не беху ся утвердили верою, но аки по мёртвым плакахуся». А святители радовались и радость свою выражали красноглаголанием чрезвычайным: «Сим же раздаяном на ученье книгам събысться пророчество на Русьстей земли, глаголяше: во дни оны услышат глусии словеса книжная и ясн будет язык гугнивых…>

И потихоньку в трудах крепли святители, и потихоньку всё больше и больше забирали себе власти… Сперва пискупы по отношению к мирянам употребляли только поучения и вразумления, апитемии (лишение причастия на известный срок), отлучение от церкви, предание анафеме, совершенное извержение из церкви, а потом мирян, если они продолжали возмущать мир церкви, они стали предавать в руки властей княжеских, а клириков стали облагать денежными пенями, подвергать их заключению в нарочитые при епископских кафедрах темницы, а потом, потихоньку, и телесному наказанию…

Дальше — больше; оттягали себе святители и много преступлений мирских и стали извлекать из них немалый доход: «Аже кто умчит девку или насилит, за сором ей — столько-то, а епископу — столько-то… аже кто пошибет боярскую дщерь или боярскую жену — за сором ей столько-то, а епископу — столько-то…» И много деяний, которые раньше не считались предосудительными, при святителях стали преступлениями: «Аже водит кто две жоне», «аще кто поимется чрез закон» (недозволенные браки), «тяжа уволочская — аще уволочёт кто девку», «зелья и душегубства», «аще бьетася две жене» (драка баб)… И список этот новых преступлений рос не по дням, а по часам: по наследствам, по прелюбодеяниям — этот отдел был у святителей под совершенно особенным, любительским наблюдением; по ссорам семейным, по всяческим бесчестиям: «кто кого назовёт выблядком, чародеем», «кто дерзнёт рукою за тайные уды», «кто чью жену опростоволосит»… Также «зубояжа», то есть укушение в драке, подлежала суду святителей. «Или сын отца биет, или матерь дочка биет, или сноха свекровь, или кто уречется скверными словы, а любо племя тяжутся о задници (о наследстве), мертвецы сволочат (обкрадывают могилы), крест придорожный посекут, емлют трескы (щепы) от креста, скот или псы или птицы введёт в церковь, кого застанут с четвероножиною, или кто под овином молится или во ржи или у воды, или девка дитя повержет, аще зажжёт кто гумно или двор или иное что, аще кто с сестрою блуд сотворит, аще сблудит с черницею, аще кто с мачехою в блуд впадёт, аще кто с бесерменкою или с жидовкой блуд сотворит — от Церкви отлучится и от христиан, а епископу двенадцать гривен».