М-да…
Обвинять кого-то – опять же глупо. Все это не вчера началось. Это все идет еще с девяностых, и не надо думать, что если там ходили с флагами и кричали: «Россия!» – то там автоматом благорастворение воздусей наступит и во человецех благовогение. Война, которая кончилась, потому что потеряла смысл, потому что рухнули оба сражающихся государства, а народы стали кушать друг друга в самом прямом смысле слова. А выжили в такой ситуации, как и в девяносто первом, социопаты.
Возьмем меня. Я ведь тоже в какой-то степени социопат. Сороковник – а ни нормальной семьи, ни детей. Работы тоже нормальной нет – а за ту, что есть, по ходу срок мне светил… не такой большой – но лет пять как с куста. Полон сейф стволов. В шкафу – все, что нужно для выживания, а не памперсы и детские вещи, из которых дети выросли. И если я в компе что-то и искал – так курсы акций или облигаций, или страховки, а не что делать, если у ребенка зуб режется или сын начал чувствовать себя взрослым и тебе хамит.
Ненормальный я. Был и есть. Но я выжил. А они не выжили. Они умерли все или почти все – не сумевшие прорваться к машине, покусанные соседями, застреленные бандитами, угнанные в рабство… Отнюдь не лучшие выжили, понимаете. И осуждать кого-то сейчас – это как себя осуждать.
Мы выродки крыс,
Мы пасынки птиц,
И каждый на треть – патрон.
Пел Саша Башлачев. А еще он пел про время колокольчиков. Вот оно и наступило.
Время колокольчиков…
– Кого-то можешь назвать?
– Где?
– Скажем, в Луганске.
Дима задумался, потом сказал:
– Бодров.
– Как актер?
– Да.
– Кто он?
– Подполковник, член Госсовета. Он вроде если и грязен, то в меру.
– А кого опасаться надо?
– Тут все спят зубами к стенке.
Понятно.
– До границы сопровождение организуешь? А то все нервные, встрять на ровном месте не хотелось бы.
– Можно.
Я сплюнул.
– «Барса» я тебе дарю. От сердца, можно сказать, отрываю, себе собирал. Сведешь с теми, кто вам такие занятные дульники делает?
Вечером я через Северок выдал заранее оговоренный код, свидетельствующий о том, что у нас все нормально. И получил ответ…
Бывшая Россия. Шахты, Ростовская область
Девятьсот сорок шестой день Катастрофы
Шахты – второй по величине и значению город Ростовской области – город с мрачной историей. Здесь проходил сталинский «Шахтинский процесс», здесь же долгое время жил и работал маньяк-убийца Андрей Чикатило – его мазанка и до сих пор стоит, говорят, заброшенная, люди к ней боятся подходить. Это Восточный Донбасс – та часть Донбасса, которая досталась России при разводе в девяносто первом. Граница была проведена идиотски, не думая – но «маемо те, шо маемо», как сказал первый президент Украины.
В отличие от украинского Донбасса, здесь до самой Катастрофы не велось добычи из близко расположенных к поверхности пластов угля, хотя их было не меньше, чем в украинском Донбассе. Говорят, что при СССР добыча была запрещена под предлогом того, что эти пласты нужны на случай большой войны как самые легкодоступные.
Произошедшая катастрофа изменила все – границ больше не было, каждый как мог, так и выживал, копанки были даже в огородах. Шахты, кроме того, зарабатывали еще металлом – здесь был Ростовский электрометаллургический завод – и швейкой. Здесь был мощный швейный куст, в том числе предприятие БТК – производство армейской формы, – было производство спецодежды, в том числе сверхценные сейчас костюмы сталеваров. И армяне, которых в Ростове жило традиционно много, подсуетились с типичным для них ремеслом – обувным. А мародеркой не проживешь, одеваться все равно надо.
Между крупными городами ходили колонны, сопровождение было скромным, но Дима напросился в сопровождение, чтобы выполнить свою договоренность и свести меня с производителями снаряжения и тюнинга. Как он сказал, тут есть даже производство оружия, даже примитивного.
Колонна была довольно большой, загружена всяким – лесом, жратвой. Железка тоже работала, но вяло – большие составы сейчас трудно собрать, электровозы на приколе все, а тепловоз много жрет, дорого гонять. Подумалось, что вот тебе и сбыт для нашего камбарского машиностроительного, да и не только для него. Вот у нас, например, в Можге есть завод, который сохранил производство кузнечных наковален и слесарных тисков. До Катастрофы кому это все было нужно, кто слесарил? А сейчас кому нужны эти пятикоординатные станки, доработают до первой поломки – и все, запчастей нет. А без тисков, наковальни и простенького токарного или фрезерного станка – куда ты денешься…
Хорошо, что у нас все старое оборудование не успели в металлолом сдать, да и сами мы станки кое-какие производим. Ижевские станки – самые простые и примитивные, но сейчас другие и не нужны.
Дорога была хорошей, мы по М4 как раз и шли. Рядом – бывшая Украина. Значения это сейчас не имело никакого, границ больше не было, был единый Донбасс. Великая степь – поселения, терриконы, «виселицы» у копанок. Мне, уральцу, здесь было не совсем комфортно – совсем не было леса. И земля плоская. У нас все-таки привычка к горам и к лесу, в котором, чуть что, можно спрятаться. Лес и прокормит, и защиту даст, лес – это и доступное топливо, и материал для постройки жилища…
Наши машины стояли в конвое рядом, а Дима ехал в моей машине – присматривался, как у нас сделано, перенимал опыт.
– А что, вы теперь так и живете отдельно, Удмуртией?
– Не совсем так, – объяснил я, – с нами еще Кировская область и часть Татарстана, что ближе всего. И большая часть Перми. А то, что у нас национальная республика, это ерунда все, до Катастрофы у нас две трети русского населения было. Да и… самой Удмуртии раньше не было, Сарапул, например – это была часть Вятской губернии, он на хлебе богател и на обуви. Сапоги со скрипом как раз в Сарапуле и придумали.
– А воюете с кем?
– С бандами в основном. Банд много, у нас рядом Вятлаг и Мордовия – там колоний было что грязи.
– А чехи?
– Они до нас не доходят. Между нами самарские стоят, под ними Самара, Тольятти, Ульяновск. Вот они с чехами контачат – но не воюют.
– А там что за власть?
– Бандитская. Но там бандиты умные, они привыкли города держать. За беспредел они тебе первому башку открутят.
– А с Москвой что?
– Кто уцелел, тот в Подмосковье сейчас, но сам город вымер на хрен. Весь. Поднялся Новгород сильно, там сейчас торг большой – большего торга я в жизни не видел. Все торгуют – кто чем. И бандиты, и люди.
– А власть у вас какая?
– Людская, я же говорю. Выборная. Как раньше – депутаты от трудовых коллективов. Завод – основная единица жизни, у каждого завода опять есть подшефные сельские хозяйства, есть жилье для работников, есть медицина. Работаешь на заводе – все у тебя есть.