Луч фары-искателя шарит по стенам, по домам…
– Где?
– В арку.
Арка оказалась перекрыта машиной – но «КамАЗ», поднатужившись, легко сдвигает машину в сторону. Ого… сколько тут…
И тут в машине непонятно с чего начинает работать аудио, и на весь двор раздается:
American boy, American joy
American boy for always time
American boy, уеду с тобой,
Уеду с тобой, Москва, прощай!
American boy, уеду с тобой,
American boy.
Бред… мама, мы все сошли с ума…
– Цели!
Звук двигателя привлекает внимание зомби, они в темноте выглядят как посланцы из преисподней… да они и днем так выглядят. Рафаил, который тут учился и город знает, просто прибавляет ходу и сносит зомби таранным бампером к чертовой матери…
– Вон туда, в угол.
Двор тут большой – и дом, несмотря на то, что новодел, хороший. Дорогой. Я это знаю, потому что одалживал денег на квартиру. Мог бы и так дать – да она не захотела…
Первый раз я ее увидел… сиреневое платье, каштановые волосы и совершенно безумного цвета глаза – такие же каштановые, но с желтизной. Как у кошки, только темнее. Понятно, что ей до хрена комплиментов говорили и до хрена что предлагали… но я сумел сказать что-то такое, что ее зацепило.
Работала она тогда просто бухгалтером в фирме, занимавшейся массово сливом фирм, которые были задействованы в схеме обнала. Берутся сто помоек, сливаются в одну, после чего объединенная фирма закрывается – со взятками, понятное дело. За слив каждой фирмы берут от сорока-пятидесяти кусков в зависимости от того, сколько на ней грязи скопилось. Вот и считайте, господа.
Потом она стала главным бухгалтером и стала заниматься уже собственно самим обналом. А это конкретные контакты – банки, банк Татарстана, менты, налоговая…
Для меня она была просто Алисой. Она любила французское кино, песни Джо Дассена и загорать голой. И она любила меня.
Лисенок… Лисенок…
Ружье у нее было – это я настоял. Надо было настоять и на другом – тупо бросить все и переехать. Да, я знаю, что из этой системы вход рубль – выход тысяча. Но я бы, наверное, отмазал, не стали бы связываться… в конце концов, в Ижевске тоже есть жизнь и люди нужны. Работала бы у нас…
– Давай, сдавай задом прямо к подъезду. Вон к тому.
«КамАЗ» снова взревывает мотором, начинает пятиться, кого-то по пути задев. Хрен…
– Сзади чисто!
– Иду!
Выбираюсь из кабины, начинаю отступать назад, держась борта машины и отстреливаясь. У меня банка, должно хватить. Если только сверху что не прыгнет…
Дверь в подъезд – сталь, но пройти ее нет проблем, потому что у меня есть ключ. Там все еще работает замок, я стучу в заднюю дверь «КамАЗа».
– Дверь открыта!
Открываются двери «КамАЗа», вперед ставится легкий щит, за ним уже открывается дверь. Там и в самом деле оказывается зомби – какая-то бабка, невысокая, черненькая, в измазанном кровью платье в горошек. Ее сносят несколькими выстрелами.
– Чисто!
– Чисто, пошли!
Двери «КамАЗа» открыты в обе стороны, создавая своего рода щиты, машина стоит задом впритык к подъезду. Сколько бы тварей ни собралось перед машиной, пока мы чистим адрес – хрен они нам что сделают.
Но внутри…
Чистить адрес – дело мерзкое. Даже если кевлар с головы до ног. Зомби – они могут быть везде, за каждой дверью. Открыл – тварь в десятке сантиметров от тебя.
Первый этаж – мертвяки. Одетые по-разному, вялые… но мертвяки.
Второй – мертвяки, тут пришлось выстрелить и мне, через перила. Выстрелил хорошо – снизу вверх, одним выстрелом полбашки на стене. Убитого я знал – здоровались, когда я тут бывал. Дельный старикан, ему дети квартиру купили. Дети в Америке.
Третий. Из-за лифта вымахнула тварь, но напоролась на щит. Щитовик устоял, а тварь легла под огнем из всех стволов.
– Чем дальше, тем толще мертвяки, – заорал Мешок, – где?
– Четвертый!
Да, четвертый. Вот она – знакомая дверь. Ковка и израильские замки. И кованая роза – тоже мой подарок.
Роза с шипами.
– Дверь закрыта!
Я уже знаю – нет там никого. Нет. Просто хочется убедиться. Понять. И, может, отдать последний долг.
Щелкает замок. Еще один. Еще…
– Наружу открывается…
Заходим. Я последний. Лучи фонарей пробивают полумрак… тут тихо. Как будто и не было ничего – ни идущих по улице мертвецов, ни тварей, похожих на исчадия ада. Просто отключили свет…
И не пахнет. Ни гнильем, ни ацетоном. Эти твари – у них запах какой-то странный, типа ацетона.
Подствольные фонари шарят наугад по темноте…
– Комната справа чисто!
– Комната слева чисто!
– Кухня чисто!
– Уборная чисто!
– Зала чисто!
– В квартире чисто!
Закрываю дверь на щеколду – тут она капитальная.
– Александр Вадимович… гляньте.
Прохожу в залу. Все перевернуто… даже полы вскрывали.
– Неладно дело.
Да вижу я.
Включаю свой фонарь, начинаю обыск. Перевернуто все вверх дном, во всех комнатах. В ванной сорвана занавеска, ванна набрана почти полная, на полу… блевотина, что ли? Так и есть.
На кухне – следы крови, нож хлебный.
Твари…
И тут звонит сотовый. Его звонок – как залп корабельной артиллерии.
Где?
На кухню вламываются пацаны, они тоже в шоке.
Вот. Подключен к аккумулятору – чтобы держался долго. На столе.
Лучи фонарей светят на дрожащий телефон.
Ладно… сыграем.
– Але.
– Але.
– Кто это?
– А это кто?
Идиотский разговор, верно?
– Полиция. Устраивает?
– А на … тебе не пойти?
В трубе раздался смех.
– Только после тебя.
– Надо чо? Говори, или расход.
– Надо. Да немного надо. Комп у тебя?
– Чего?
– Не прикидывайся, что не знаешь. Ты ведь трахаль ее. Либо он у тебя, либо ты знаешь, где он.
– Повторяю, мусорок. А не пойти ли тебе…
– Не хами, сучонок. Потом на коленях прощения просить будешь.