Императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Петр Краснов cтр.№ 112

Государыня вздохнула и тяжело опустилась в кресло.

– Старею я, Алексей Петрович… Вот и полнеть что-то не в меру начала… Как сестрица Анна… Не к добру всё сие. И тяготит меня, как папеньку, забота… – Она помолчала и с печалью договорила: – Не чёртушке же Росшею править!..

III

Весною 1749 года Екатерина Алексеевна с Великим Князем ездила в Перово к Алексею Григорьевичу Разумовскому. Там были долгие и утомительные охоты на току и на тяге. Великая Княгиня, нигде и ни в чём не желавшая отставать от Государыни, на току, подкрадываясь по болоту к тетеревам, промокла, простудилась, занемогла, скрыла болезнь, больная ходила в сырой вечер на тягу вальдшнепов и окончательно слегла.

Государыня трогательно за нею ухаживала, Мария Симоновна не отходила от постели больной, здесь, во время болезни, Великая Княгиня забыла менторский тон своей гофмейстерины, её подглядывания и подслушивания, её колкие замечания, простила ей всё, и между ними началась тихая и нежная женская дружба и любовь. Они поняли друг друга.

Как только Екатерина Алексеевна поправилась, заболела Государыня. У неё начались мучительные припадки спазм. Государыню на руках перенесли из Перова в Москву, и она дала обет, когда поправится, совершить богомолье в Троице-Сергиеву лавру.

Молодой двор в богомолье не участвовал. Их Высочества переехали на Троицкую дорогу в имение Чоглоковых – Раево, близ Тайнинского.

Раевский дом – не дворец и не помещичья усадьба. Это была простая дача, низко, почти без фундамента, стоявшая на земле. Всего три ступеньки отделяли широкую веранду от сада. Веранда была заплетена турецкими бобами, повителью и хмелем и в солнечные дни золотой, в пасмурные дни зелёный сумрак в ней стоял. Простой деревянный пол был покрыт коврами, стояли вдоль стен растения в кадках и лёгкая дачная мебель. С веранды дверь вела в зал, где и совсем было сумрачно. Там была низкая мягкая мебель, широкие кресла резного дуба по парижским рисункам, крытые зелёным крепким штофом, круглые столы, на которых всегда валялось чьё-нибудь рукоделье, ломберные столы, по углам на подставках были высокие бронзовые канделябры со свечами и в углу – новинка – орехового дерева клавикорды. Пять дверей вели из залы по комнатам и в коридор. Комнаты были маленькие, низенькие, тесно заставленные пузатыми приземистыми комодами с выдвижными ящиками, туалетными столами с наклонным выдвижным зеркалом, кроватями с высокими душными пуховиками. В комнатах было темновато, и в них всегда прохладная сырость стояла: ветви кустов сада прямо в окна лезли. У мужчин пахло в комнатах собаками и табаком, у дам – парижскими духами и ладанной монашкой. Было тесно. На даче разместились Великая Княгиня с мужем, девица Кошелева, княжны Голицыны, княжны Гагарины, Мария Симоновна Чоглокова с мужем и детьми, с мамками и няньками, Лев Нарышкин, Пётр Иванович Репнин и Бестужев-Рюмин. Да почти каждый день наезжал из своего имения Петровского, бывшего по ту сторону Москвы, Кирилл Григорьевич Разумовский, недавно женившийся на Екатерине Ивановне Нарышкиной.

На даче, в тесноте маленького, уютного помещения, в красоте московского лета воцарилось весёлое безделье. После ораниенбаумского уединения Екатерина Алексеевна оказалась всегда на людях, в шумной беседе, на весёлых общих прогулках, когда много было смеха, шуток, остроумных замечаний и песен. Кругом была только молодёжь. Старшим – Чоглоковым едва минуло по тридцати лет. Обилие красивых молодых женщин, всегда прекрасно одетых, с неуловимым кокетством игравших в жмурки, в серсо или мяч, сытая, праздная жизнь среди красивой природы создали на раевской даче атмосферу влюблённости, и скоро Екатерина Алексеевна почувствовала, что центром этой влюблённости была она сама. И это ей было приятно и развлекало её. Самый некрасивый, но и самый влюбчивый и опытный в делах Амура Пётр Чоглоков столь недвусмысленно стал ухаживать за Великой Княгиней, что той пришлось поставить на место мужа своей гофмейстерины и пригрозить ему жалобой его жене. Он скоро утешился со скромной, робкой и застенчивой фрейлиной, девицей Кошелевой.

Кирилл Разумовский являлся каждый день, то с громадным букетом роз, то с корзиной невиданных фруктов, то с коробкой конфет. В богатом кафтане, в пудреном парике, румяный, круглолицый, он застенчиво подносил подарок Великой Княгине и уже до самого вечера не отходил от неё. Он получил воспитание за границей, никто бы не признал в нём простого казацкого сына. Он млел перед Великой Княгиней, не смея открыть ей свои чувства, боясь её острого слова, боясь больше того её равнодушия.

Кругом страстными шёпотами любовь шепталась. По вечерам, в глубине сада, в беседке вздохов, таинственные зажигались огни, и молодая компания затевала перекличку, чтобы узнать, какая пара там уединилась.

Строгая матрона Мария Симоновна не устояла в этом вихре любви и таяла под влюблёнными взглядами Петра Ивановича Репнина. Она забыла тон строгой менторши и свою безупречную репутацию и избрала своей конфиденткой Великую Княгиню.

Казалось бы, в этой атмосфере вздохов, пойманных поцелуев, шаловливых намёков должна была б родиться настоящая любовь и между Великим Князем и его женой, и государынина «инструкция» могла бы быть в полной мере выполнена так, чтобы «России пожеланный наследник» мог появиться на свет.

Но в этом раевском любовном огне холодным оставались только они. Великий Князь по-прежнему шалуном-мальчишкой бегал, суетился, ухаживал за всеми фрейлинами, щипал горничных, строил гримасы Чеглоковой, подглядывал за любовными парочками, смеялся над ними, одно время даже вздумал ревновать жену к Чоглокову, но сам к жене по-прежнему был холоден, язвителен, строг и недоброжелателен.

IV

Амур, казалось, свил себе прочное гнездо при Молодом дворе, но преопасные стрелы его не ранили Великую Княгиню. Из Раева перекочевали в Москву, а на зиму вернулись в Петербург, и всё было то же: игра словами, французские стишки, остроумные буриме, «почта влюблённых», когда пажи разносили от одного к другому девизы – красивые бонбоньерки, то в виде сердца, то в виде апельсина, и в них были вложены нежные записочки с объяснениями в любви.

Теперь это называется флиртом, тогда этого слова не знали, но сущность была та же самая – любовь, нежное ухаживание, украденные поцелуи.

Екатерина Алексеевна оставила ученье, чтение философов и историков – у неё тоже на уме были шалости и шутки. И так в праздности и безделье прошло два года. Великой Княгине шёл двадцать третий год. Она была в полном расцвете её особенной, не блестящей, но несказанно милой красоты. Чоглоков был без ума от неё, и ухаживания его уже не на шутку раздражали Великую Княгиню. Кирилл Разумовский был постоянен в своём молчаливом преклонении перед нею, и только Великий Князь точно ничего не замечал. У него было увлечение – ветреная и глупая девчонка, новая фрейлина Екатерины Алексеевны – Елизавета Романовна Воронцова.

Стрелы Амура по всем направлениям носились и всё не попадали в Екатерину Алексеевну, всё не ранили её невинное молодое сердце. Мария Симоновна была в отчаянии. Она знала, что Государыня серьёзно гневалась, что заботливо ею составленная инструкция была пренебрежена и не выполнена.