Святополк окаянный - читать онлайн книгу. Автор: Александр Майборода cтр.№ 35

— Печенегам досталось большое количество скота. И они заставили пленных сжать и обмолотить весь урожай на полях. Теперь они могут осаждать нас долго.

Это была правда. Но Гудим тем же спокойным голосом возразил:

— Того, что они захватили, все равно недостаточно для большого войска, и печенеги не могут рассчитывать на долгую осаду.

Тот же старшина сказал:

— Но у нас положение намного хуже. Запасы кончились. У нас уже народ мрет с голоду.

Радко из своего угла негромко промолвил:

— Владимир должен прийти на помощь.

Старшины дружно зашумели, как штормовой прибой. Слышалось:

— Владимир в Новгороде, и он придет нескоро. За это время мы все умрем от голода.

Кто-то истерично вопил:

— Лучше сдаться печенегам! Они, конечно, кого-то убьют, но остальные останутся живы. А если мы не сдадимся, то умрем все.

Послышался густой раздраженный бас:

— Тебе хорошо, Мутор. У тебя среди печенегов родня, они защитят тебя. А нам как?

С лавки поднялся невысокий чернявый мужчина, широкие скулы которого и маленькие коричневые глаза выдавали его происхождение. Мутор имел печенежские корни.

— Мы можем договориться с печенегами, — фальцетом крикнул он с прозрачным намеком.

Его намек поняли. Мутор предлагал откупиться от печенегов, и в избе стало тихо.

Гудим легко читал по лицам их мысли. Каждый из старшин подумал, что жизнь дороже золота и серебра. К тому же необязательно отдавать все...

Гудим в уме прикидывал. Если бы печенеги взяли откуп и ушли, на это можно было бы согласиться. Однако печенеги осаждали Белгород не ради откупа, Белгород мешал пройти им к Киеву, а потому печенеги потребуют сдать город на их милость. Но эта милость известна, — богатых они, возможно, и не тронут, а смердов и простых горожан обязательно побьют. Не ради наживы, а ради устрашения на будущее, чтобы впредь не защищали города. И простые горожане это хорошо знают...

Гудим возразил:

— Если горожане и смерды узнают о том, что мы хотим договориться с печенегами, то поднимут нас на копья.

Мутора потащили за полы шубы, и он, задергавшись, упал на свое место.

Теперь поднялся Радко и твердо проговорил:

— Город надо защищать до последнего.

На него прикрикнул Мутор:

— До последнего? До последнего человека? Но кому тогда нужен будет этот город?

Радко гневно сверкнул глазами:

— Город княжий, князю он и нужен. Умрут эти люди, на их место придут другие.

— А какое нам дело до других? — закричал Мутор. — Нам своя жизнь дорога!

Рассердившийся Радко схватился за меч и крикнул, обвиняя Мутора:

— Предатель! Гнида!

Мутор опять вскочил с места и, подбегая к Радко, коротко ткнул его кулаком в седую бороду:

— Не смей хвататься за меч! Князь должен нас защищать, но он не выполнил свое обещание, а потому мы вольны сами решать, что делать нам.

Удар был силен, и на белой волне начало расплываться красное пятно. Радко утер его, но в драку все же не полез. Старый воин мог уложить забияку одним ударом, но он знал, что даже побив предателя, он не заставит старшин защищать город. И больше того, провоцируя драку, Мутор рассчитывал вызвать к себе сочувствие других старшин. Поэтому, утерев кровь, Радко молча вернулся в свой угол.

Гудим, успев за это время хорошенько подумать над ситуацией, рассудительно проговорил:

— Дума Мутора правильная, хорошо бы откупиться от печенегов. Но сдавать ли город или нет, не нам решать. На то есть вече. Народ!

— Народ? — Мутор насмешливо пробурчал под нос. — А что? Пусть решит вече. Только я знаю, что скажут голодные смерды, им терять нечего.

Радко в последней надежде прохрипел из угла:

— Нельзя сдавать город! Князь за это по голове не погладит.

Гудим поднялся и выдохнул:

— И нечего нас пужать князем, — мы решения о сдаче не принимаем. Сдавать ли город, решать народу. И князь служит народу, а потому пошли собирать вече.

Старшины, толпясь около двери, начали выходить из избы. Расстроенный Радко, зло плюнув, направился за ними.

На улице пригревало солнце, и тонкий слой снега начал в некоторых местах покрываться черными проплешинами, как язвами злой болезни. Со стен лопнувшей струной голосили вороны.

Чуяли они богатую поживу. Ох чуяли.

Старшинам не надо было далеко ходить. Старшинская изба стояла на краю городской площади. Тут же, в двух шагах, на деревянном помосте, на толстых бревнах, висел тяжелый колокол, позеленевший от времени. Колокол был так тяжел, что не всякий человек мог его раскачать. От дурака защита.

Когда старшины выходили, Гудим подзадержался. Дождавшись Радко, он посоветовал ему на ухо:

— Ты, воевода, не пыли. Мутор не зря уговаривает сдаться печенегам. Думаю — куплен он. Если бы Владимир прислал известие, что идет на помощь, никто бы его и не послушал. Но известий от Владимира нет, а потому пусть скажет свое слово народ. Скажет обороняться — будем обороняться дальше. А скажет народу сдаваться — подумаем.

Радко недовольно проговорил:

— Мутора давно надо было посадить в подвал.

Гудим веско возразил:

— В старшины Мутор избран его стороной. Так что без вины не посадишь.

Тем временем старшины торопливо поднялись на помост и окружили колокол. Но никто не решился прикоснуться к покрытой инеем махине.

Гудим степенно подошел к колоколу и насмешливо поинтересовался:

— Что, нет смелых ударить в колокол?

Старшины поклонились:

— Будь добр, Гудим, распорядись ударить в колокол. Ты городской старшина, твое право беспокоить народ.

Гудим прикоснулся рукой к колоколу и ощутил, что холодное металлическое тело неслышно, но зловеще дрожало. По спине Гудима пробежал озноб. Колокол, предвещая будущее, уже звал души живых в иной, потусторонний, мир.

Чувствуя на спине холод, Гудим невольно оглянулся и увидел вокруг застывшие лица с окаменевшими глазами. Они ждали, когда он ударом в колокол решит их судьбу.

— Пусть будет, как будет, — вздохнул Гудим и широко перекрестился три раза. Бог любит Троицу. Затем он поманил двоих молодых ребят из сторожей, стоявших около избы, и распорядился: —- Ну-ка, ребята, качните эту махину.

Парни с веселыми лицами повисли на веревках. Поднатужились... И над городом понесся тягучий низкий звук. Густым дегтем он расплылся по городу, затем выкатился за стены, переполошив печенежских собак, с испугу залившихся хриплым хохотом.