Святополк окаянный - читать онлайн книгу. Автор: Александр Майборода cтр.№ 24

— Ну-ка, бабы, пошевеливайтесь, день уж клонится к закату, а у нас еще и половина поля не сжата! Торопитесь, бабы, — задорно кричит Векша, — торопитесь, уберем урожай и будут вам в лютый холод, когда даже нос страшно высунуть за дверь, толстые лепешки с медом. Будете в сытости льняное полотно ткать, шерстяную пряжу сучить и славить богиню плодородия Макошь.

Сгорбленные женщины, предчувствуя зимние утехи, радостно смеются и еще торопливее машут серпами, грозя отрезать себе пальцы, они срезают сухие стебли, вяжут стебли в пучки и бросают их за спину. Бросают не глядя, куда они падают. Там малые дети при деле, — тут же подхватывают снопы и оттаскивают на телегу. Все при своем деле. Все, как в муравейнике.

Микула, как взрослый муж, помогает Векше складывать снопы в воз. Но он еще не так силен, чтобы бросать на верх воза охапки снопов. Векша, скинув серую свитку на колесо и обнажив тощее, жилистое, как у старой лошади, тело, с неожиданной силой швыряет снопы наверх сам. Микула на возу, утонув по пояс в соломе, только ловко ловит снопы и укладывает ровным порядком вокруг себя.

Они торопятся, чтобы поспеть за женщинами. И как только воз заполняется огромным горбом, Векша перетягивает груз пеньковой веревкой и гонит в деревню, — несколько изб, огороженных частоколом поверх земляного вала. Здесь он сваливает снопы в своем дворе на ровную, закаленную горячим солнцем, до каменной твердости, площадку. На этой площадке сжатое жито досохнет.

Конечно, лучше было бы оставить рожь в снопах на поле, здесь и ветерок обдует, и солнце пожарче. Но оставлять на поле сжатый урожай неразумно, в лесу слишком много жаждущих чужого добра. Но больше всего — от завидущих боярских глаз следует держаться подальше.

К вечеру почти все поле сжато, и у Векши радостно дрожит сердце. Удалось убрать все, теперь остается только подсушить, обмолотить и спрятать зерно в тайники. Но все это можно будет сделать позже.

И уже Векша укладывает на телегу верхние снопы, как замечает бредущего по дороге мимо поля человека в черной одежде.

По дороге ходят разные люди. Но добрые люди в черной одежде не ходят. Поэтому Векша делает вид, что не замечает путника.

Зато черный путник заметил работающих на поле людей, сошел с дороги и направился к ним. Приблизившись, он, видя, что на него не обращают внимания, некоторое время стоял в стороне и смотрел на работающих людей, затем размашисто перекрестился и громко проговорил:

— Бог в помощь вам, люди!

Векша отметил, что на местном наречии черный человек говорил не очень уверенно, и сделал вывод, что это грек и христианский монах. После того как Владимир объявил всех христианами, их стало много ходить по земле Русской.

Векша недовольно покосился на грека и поморщился. Думает зло. Эти бездельники шатаются по земле и требуют себе все, что им ни попадется на глаза, толку от них никакого. А у местных людей свои боги: Род, прародитель богов, творец мира; Белобог, бог добра, плодородия; Велес — бог скота, мудрости, соперник Перуна; Ярило — бог весны, пробуждающейся природы, любви; Сварог — бог неба, солнца и огня; Даждьбог — бог плодородия и солнечного света, живительной силы; Лада — богиня любви и брака. Главный над ними Перун — бог грозы. Понятные боги и близкие. Векша недавно молился им, и он знает в дремучем лесу тайное место, где стоят кумиры. Еще недавно и князь Владимир молился старым богам. Но поругался он с княгиней, больше смахивающей по облику на греческую монахиню, и, чтобы помириться с ней, откинул чудной номер: напившись до одури, с помощью дружинников-христиан загнал в холодные воды Днепра жителей Киева и объявил всех жителей христианами.

Зло глядя на монаха исподлобья, Векша тоже старательно обмахнул себя крестообразным широким движением. Он старался, потому что хорошо помнил, что Владимир велел всех, кто не крестится по-христиански, топить в реках, а если реки близко нет, то рубить головы. Если не перекреститься, монах обязательно доложит князю, поэтому лучше не полениться и помахать рукой. Хуже от этого не будет.

Монах смахивал на высохшую жердь и был почти на голову выше Векши. Черная одежда висела на нем, как на колу. На его голову накинут колпак, из-под которого, как лисий нос, торчит хищный горбатый нос. Борода на его подбородке кучерявится проволочно-черным каракулем, как у бабы на неприличном месте.

В одной руке он держит покрытый трещинами и грязью посох из вишневой ветки. За его спиной на тонких тесемках горбом торчит тощий полотняный мешок.

Заметив старание оборванного и покрытого грязью дикаря, монах скинул капюшон и открыл лысую, как бесплодный солонец, голову.

Закинув нос вверх, так что стал похож на ворона, готовящегося клюнуть мертвеца в глаза, монах презрительно кивнул головой.

— Спаси тебя Бог! — пропел гнусаво и ткнул в нос аборигену руку для поцелуя.

— И тебя спаси, — ответил Векша, сделавший вид, что не понял движения монаха, — руку целуют только князю, — и сердито отвернулся в сторону баб и детей, которые продолжали работать, не догадываясь перекреститься.

Монах отвел руку и обдал спину Векши презрительным холодом.

Заметив это, Микула, закопанный по пояс в снопах, также поторопился обмахнуться крестом. Он видел, что монах непомерно горделив и заносчив и непременно желчь свою изольет на голову хозяина, чем обозлит его. А в ожесточении Векша не сдержан на руку и может запросто перепоясать кнутом.

Женщины, наконец, тоже заметили монаха, бросили работу и теперь стояли, широко открыв рты.

«Хлестнуть бы их кнутом по гладким задам, чтобы не бездельничали...» — мелькнула в голове Векши разумная мысль.

Монах же перекрестил поле и всех находящихся на нем. Те замельтешили крестами. После этого монах, довольный произведенным эффектом, присел на колесо телеги.

Женщины, придерживая подолы, сбежались к телеге и кучкой, как перепуганные куропатки, стали ждать, что скажет монах.

Монах намекнул ладанным голоском:

— Жарко. Водички бы...

Жена Векши Марфа, широкая в плечах и высокая, с лицом, как круглый, только что испеченный блин, тут же, по-молодому мелькая грузными пятками, угодливо сносилась в шалаш на краю поля, где прятала свои запасы и воду, и притащила монаху сухую тыкву с водой.

Векша недовольно нахмурился. Слишком раболепно мечется Марфа. Но бабам новая вера нравится, и они в ней чрезмерно усердны. И это не нравится мужу, всю жизнь молившемуся своим богам.

Микула не раз замечал, что Векша, когда его никто не слышит из чужих, насмехается — бабы ходят в церковь не столько молиться новому богу, сколько поболтать между собой.

Монах запрокинул голову под тыквой, и на его горле змеей заходил треугольный острый кадык. Он держал тыкву над красными толстыми губами, не прикасаясь к ней. Вода из тыквы выливалась чистой прозрачной струей, клокотала и исчезала в глотке, как в черной пасти ненасытной Харибды.

Вскоре струя прервалась, и последние капли, как горькие сиротские слезы, исчезли внутри монаха.