Уйти красиво. Удивительные похоронные обряды разных стран - читать онлайн книгу. Автор: Кейтлин Даути cтр.№ 10

– Сегодня ты приносишь свинью на похороны моей матери, в другой раз я принесу такую же на твои. – Такая щедрость присуща как тораджанским, так и американским похоронам; никто не хочет выказать неуважение к смерти.

Все эти ритуалы могут показаться слишком сложными, но Агус заявил, что теперь они гораздо проще, чем раньше. Его родители родились в области Алук, исповедующей анималистическую религию, но в шестнадцать лет его отец перешел в католичество. У Агуса есть теория на этот счет:

– В Алуке семь тысяч семьсот семьдесят семь ритуалов. Это слишком сложно, и люди уходят в другую религию.

Я не сказала бы, что в христианстве мало ритуалов, но отцу Агуса виднее.

Когда пришел священник с громкоговорителем и начал проповедь, толпа замолчала. Я не понимала слов, но улавливала, когда время от времени он обращался к покойному с нарастающим «РО-винус ЛИН-ТУ-У-У-УН!». Он говорил минут двадцать и уже начал терять внимание толпы. Снова и снова он выкрикивал в микрофон, словно рокер на концерте, слово «КО-О-ОО-ОИ-И-И-И-И!». Знаете, когда вы сидите рядом с оратором и тут он внезапно выкрикивает «КО-О-О-О-ОИ-И-И-И-И!», это действует опустошающе. Агус сказал, что это переводится примерно как «послушай!». В последние годы сценарий тораджанских похорон (равно как хореография и костюмы) черпает подсказки из различных телешоу.

Ровинус умер – если использовать термины западной медицины – в конце мая, за три месяца до его похорон. Однако согласно тораджанским обычаям, Ровинус до сих пор оставался жив. Пусть он и прекратил дышать, но его физическое состояние было определено как лихорадка, болезнь. Эта болезнь будет продолжаться, пока в жертву не принесут первое животное – буйвола или свинью. После жертвоприношения макарудусан («испустить последний вздох») Ровинус сможет наконец-то умереть вместе с животным.

За два года полевых исследований в Торадже антрополог Димитрий Цинтьилонис подружился с местной женщиной Не’Лаюк, которая относилась к Димитрию как к сыну. Он вернулся девять лет спустя и предвкушал радость Не’Лаюк от встречи, однако обнаружил, что она умерла за две недели до его приезда. Димитрий пришел в ее дом, и его провели в заднюю комнату. Один из членов семьи объявил Не’Лаюк, что Димитрий вернулся.

В Торадже до похорон тело содержат дома. Звучит не так уж и шокирующе, если не знать, что это может продолжаться от нескольких месяцев до нескольких лет. Все это время члены семьи мумифицируют покойника и заботятся о нем: приносят еду, меняют одежду и разговаривают с ним.

В свой первый визит в Тораджу Пол спросил Агуса, насколько это необычно – держать умершего родственника в доме. Агус рассмеялся в ответ.

– Когда я был ребенком, мой дедушка оставался в нашем доме семь лет. Мы с братом спали с ним в одной кровати. Утром мы его одевали и ставили к стене. Ночью он возвращался в постель.

Пол описывает смерть в Торадже такой, какой ее увидел, – не «железный занавес», не непроницаемая стена между живыми и мертвыми, но граница, которую можно перейти. Согласно анимистической системе верований, нет разницы между человеческими и нечеловеческими аспектами природы: животными, горами и даже мертвыми. Беседа с умершей бабушкой позволяет создать связь с ее духом.

Священник замолчал, его последнее усиленное колонками «КО-О-О-О-ОИ-И-И-И-И!» милосердно затихало. Пол подкрался ко мне сзади и прошептал:

– После того как в жертву принесут буйвола, возможно, за ним последует один из туристов.

В этот момент к буйволу подошли двое мужчин. Один продел голубую веревку через кольцо в его носу и ласково почесал ему подбородок. Похоже, буйвол не заметил, что оказался в центре внимания. Второй присел на корточки и привязал ноги буйвола к деревянным кольям, вбитым в землю.

Я ждала сама не знаю чего – возможно, что снова начнется пение, возможно, что запоют все члены семьи. Но мужчина быстрым движением поднял морду буйвола за веревку, достал из-за пояса мачете и перерезал ему горло. Буйвол встал на дыбы, демонстрируя мускулы и рога. Он попытался убежать, но веревка удержала его на месте. На его шее виднелась ярко-красная рана, но крови не было. Первый раз мужчина разрезал недостаточно глубоко.

Несколько мужчин подбежали и схватили веревку, продетую через нос буйвола, но тот отчаянно сопротивлялся. Он вырывался и брыкался, выставляя на обозрение свою разорванную трахею. Смотреть на это было непросто. Мужчина вытащил мачете из-за пояса и во второй раз рассек шею животного. На этот раз из горла буйвола толчками полилась красная кровь.

Буйвол с силой рванулся назад и освободился от привязи. Он споткнулся и ринулся направо к толпе. Началась паника и крики. Съемки моей маленькой видеокамеры стали похожи на видеоряд из фильма «Монстро», с тяжелым дыханием за кадром и землей в объективе. Толпа стала уплотняться вокруг меня, и я порезала руку об угол бетонного столба.

Я была уверена, что кто-нибудь (возможно, я) падет жертвой мести буйвола, но участники обряда поймали его и утащили обратно в центр двора, где он наконец упал и замер, и его кровь вытекла из шеи, образовав лужу. Причитания и нервный смех толпы слились в сложную полифонию. Опасность вернула похороны к жизни.

* * *

Агус возбужденно говорил по телефону.

– Что случилось? – спросила я у Пола.

– Мы должны привезти свинью.

– И где мы достанем свинью?

– Агус как раз договаривается. Невежливо явиться без свиньи.

Джип был забит под завязку. В нем сидели я, Пол, Агус и Атто, пятнадцатилетний парень, которого мы подвозили до удаленной деревни. Для свиньи места не было.

Агус положил телефон и объявил:

– Завтра мой друг на мопеде привезет свинью.

Атто всю дорогу неистово переписывался с кем-то, что можно было ожидать от подростка, оказавшегося в машине со взрослыми. Во время обряда манене могилы его дяди и дедушки будут открыты. Оба его родственника умерли еще до его рождения, так что он встречался только с их трупами.

В этой деревне не было центральной площади, она состояла из нескольких отдельных поселений. Большинство местных жителей, включая наших хозяев, занимались выращиванием риса. Они жили в семи тонгконан (просторные тораджанские дома на сваях), расположенных вокруг общего двора. Кукарекали откормленные петухи. Тощие собаки гонялись за петухами, а смеющиеся дети – за собаками. Женщины монотонными, завораживающими движениями молотили палками недавно собранный урожай риса.