Часы, идущие назад - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 71

– У нас есть сведения, что вы проявляли интерес к чертежам башни и чертежам часов, – прямо сказал Гущин.

– Проявлял, – судья сверлил его взглядом. Глаза были янтарными. – И что с того? Брал в архиве, искал сам.

– Зачем?

– Просто так. Чтобы хоть чем-то занять свой разум. У меня каждые десять дней анализы, и там все ни к черту. Если постоянно об этом думать – что там и как с кровью, с гемоглобином, – можно с ума сойти. Я хотел отвлечься, думать и размышлять хоть о чем-то другом.

– О том, как устроен часовой механизм и можно ли его запустить?

– Чертежей часового механизма в архиве нет. Они не сохранились. Можете спросить в музее. Они это подтвердят. Есть лишь рисунки циферблата и кое-какие инженерные наброски, чертежи по строительству башни. А к чему все эти вопросы, полковник?

– Три убийства в вашем городе, и все связаны с Башней с часами.

– Недотепу-фотографа вы тоже считаете связанным с башней?

– У вас с ним был конфликт. И он… Он тоже имеет отношение к этой вашей местной легенде об исполнителе желаний, о демоне семейства фабрикантов.

– А, вот оно что. Если бы спросили, вам бы об этом рассказали в первый же день. Неужели в интернете эта байка не гуляет? – Судья снова зашелся в диком кашле. – И все же, какую информацию вы получили от фотографа? Что ему было известно?

– Если все это чушь, почему это вас так интересует?

– Просто так, – судья обнажил в ухмылке желтые прокуренные зубы. – Простите, но у вас очень глупый вид сейчас у всех. И у вас, полковник, и у барышень. Наша беседа… допрос… никак не может перетечь в этакую инквизиторскую, фантастичную плоскость. Потому что вы как человек умный понимаете всю абсурдность подобной ситуации. Вы никак не можете спросить у меня то, что вертится у вас на языке: не я ли прикончил всех этих бедняг с целью вызвать демона часов и склонить его к сотрудничеству, принес ему жертвы, чтобы он исполнил мое заветное желание? Это вы хотите спросить у меня?

– Любые вопросы, помогающие установлению истины, уместны, – ответил Гущин.

– Взгляните на меня. Разве мне по силам такие подвиги? Я каждый день думаю, что не доживу до заката. Если бы я даже и хотел… Нужна же вера, полковник. Вера во весь этот бред. А у меня давно уже никакой веры ни во что нет. Я не верю. Потому что все это тщета. В реальности все очень просто: жизнь, потом смерть. Как в природе. И никакие ужасные сказки не могут этого изменить.

– Дело не в сказках, а в психике.

– Вы меня считаете сумасшедшим? Помешанным?

– Нет, у меня нет этому доказательств. У меня есть лишь несколько фактов. Вы имели конфликт с фотографом. Вы общались с первой жертвой, Аглаей Добролюбовой, вы были ее начальником. И вас видели несколько раз разговаривавшим с этой девушкой. Ей было девятнадцать лет. Какие общие темы были у вас для беседы?

– Если скажу – рабочие, вы не поверите. Я скажу как есть: я пытался ее предостеречь, предупредить.

– О чем?

– Чтобы она хорошо вела себя, – судья усмехнулся. – Не роняла себя. Не верила мужским обещаниям. Не была дурой, короче говоря, наивной влюбленной дурой, ослепленной своими девичьими фантазиями.

Катя насторожилась: что-то новое мы слышим от судьи-циника.

– О чем конкретно шла речь?

– Я же сказал, о том, чтобы не быть наивной дурой. Мне было жаль эту девчушку. Меня попросили поговорить с ней – не как начальника, а по-отечески, по-доброму. Она все же дочка милиционера.

– Кто вас попросил?

– Дочка моей старой знакомой.

– Кто?

– Ульяна Антипова.

Катю бросило в жар. Горьевск… Вот он, истинный Горьевск… Ложь на лжи.

– Она ваша знакомая?

– Ее покойная мать. Скажем так… Я когда-то состоял с ее матерью в отношениях. Она была красивая женщина. С понятиями. Горячая штучка.

– Ее в восьмидесятых сослали сюда, на сто первый километр.

– Как ночную бабочку. И неоднократно. Ах, эти ночные бабочки-путаны! – судья ухмылялся им в лицо. – Тогда, сорок лет назад, все это было запретно. Запретный плод. Совковая мораль. А мы были молоды здесь, в провинции, падки на столичный мед… Я тогда еще работал в прокуратуре. Мы скрывали наши отношения. Я был уже женат. Но Ульяна… Она… мы никогда об этом с ней не говорили, и она никаких тестов не проводила… умничка… Но она вполне может оказаться и моей дочерью. Поэтому… именно поэтому, когда она попросила меня об услуге, я не мог ей отказать.

– Она попросила вас поговорить с Аглаей Добролюбовой?

– Да. По-отечески строго. Предупредить ее.

– О чем?

– О том, что она, глупышка, влюбилась не в того человека.

– В кого?

– В Казанского, естественно. У Ульяны с ним давний роман. Она спит и видит, как бы замуж за него выскочить. Она тогда, три года назад, так переживала из-за юной соперницы, такая бедняжка!

– У Казанского с Аглаей были интимные отношения?

– Это вы у него спрашивайте. И что там вообще было, какой бульон он варил из этой юной дурочки.

– Почему вы нам не сказали об этом сразу, в прошлый раз?

– Потому что я… Вы бы тогда неправильно истолковали мои слова. Посчитали клеветой. Сейчас, после нового убийства… этот паренек… эта новая жертва… Я и сам теперь произвел ревизию и переоценку фактам и доказательствам, я же судья. Так вот… Помните, что я говорил вам в прошлый раз?

– Искать кого-то со сдвигом по фазе на почве оккультизма. Психопата. Причем это не вы, а кто-то другой. – Гущин смотрел ему прямо в глаза. – Кто?

– Он.

– Казанский?

– Он в душе инфантильный фанатик. С виду – современный прагматик, чиновник, карьерист. Но в душе… Видимо, это что-то личное, возможно, впитанное с молоком матери. Знаете, он ведь и правда верит во все эти вещи. Его идиотские утверждения о том, что он потомок их рода… Разве это не доказывает его неадекватность в этом вопросе? Я не говорю, что он безумен. Просто это некий психологический сдвиг, который всегда в нем был, но с недавнего времени усугубился. Вы взгляните вокруг. На них, – судья помолчал. – Лишенные ориентира, лишенные прежних целей – стяжательства, накопления капитала, – они в глубокой депрессии. Все, что они накопили, обесценивается. Здесь сто первый километр, дальше еще безрадостнее картина. Земля – по бросовой цене, производство, торговля приносят одни убытки, недвижимость дешевая. Можно накупить сто домов и квартир в маленьких провинциальных городах или в каком-нибудь Челябинске или Иркутске. И не станешь богаче. Нельзя бесконечно надувать один московский пузырь. Они в Москве чужие, они там чувствуют себя не в своей тарелке, потерянными и никому не нужными даже с деньгами, потому что они глубоко провинциальны. Они родились здесь. А здесь что им остается теперь – как и при совке – из всех развлечений? Ну, попариться в бане… в сауне… потрахать любовницу или шлюху, выпить, закусить… И все! И на этой почве возникают разные мысли, разные сумасшедшие идеи. Вы заметили, сколько сейчас развелось сумасшедших – в политике, на телевидении? Шиза-активисты, шиза-патриоты. Дерутся в телевизоре, сами устраивают шоу, теледебаты и сами же бьют в морду. Отчаяние это, глупость или мракобесие – это уж вам судить.