Святослав (Железная заря) - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Генералов cтр.№ 13

Однако есть и похожее у пахаря и воина: в раннем возрасте, в пять, шесть или семь лет - отец берёт сына на недельную, а то и больше охоту. Оторванный от мамкиного подола дитёнок перед суровой природой навсегда становится мужем. Потом пахарь приучает сына к своему нелегкому труду, ремесленник ведёт ребенка в мастерскую, а боярин садит сына на коня, даёт в руки оружие. Князь же должен быть лучше всех. Кроме ратного умения он учит грамоту, несколько языков соседних народов, осваивает кузнечное, плотничье, кожевенное ремесло. Что скажут о князе не умеющем починить развалившуюся сбрую, порванную в битве бронь, перековать коня и, наконец, не могущем построить в лесу крепкую бревенчатую землянку?

Минули те детские времена, когда Святослав со своим другом Ратшей, сыном Ивора Собаки, и прозванным за буйный и неуживчивый норов Волчонком, с ватагой таких же глуздырей обкидали камнями хазарское посольство, прибывшее в Киев. Нашкодивших княжича с боярчонком привёл встречавший посольство кметь. Асмунд увёл обоих в дальнюю клеть, подальше от чужих глаз и ушей и как следует выпорол - впредь наука. Одновременно с постижением ратного ремесла Святослав пошёл в училище, где с детьми боярскими учился читать и писать на старой славянской глаголице и новой кириллице. Поп Григорий, что ещё с Ольгой из Болгарии приехал, преподавал греческий язык, а старый желтолицый хазарин — хазарский.

И вот уже юный двенадцатилетний княжич кошкой забирается по стремени в седло. Скачет в направлении соломенного чучела с надетою на него старою латанной-перелатанной бронью. Не доезжая тридцати шагов бросает в него сулицу. Сулица пробивает насквозь чучело, Асмунд, наблюдающий за этим, одобрительно кивает. Святослав скачет дальше, оставив мишень позади себя. Отъезжает далеко, кормилец щурится от солнечного света, думает про себя: «Вишь, уверен в себе, погляжу, ничего, ошибется, отругаю!» Слишком, слишком далеко отъехал княжич.

Святослав вытянул напруженный с тетивою из кишечнои струны лук из налучья ^[26], привстал в стременах (конь продолжал свой бешеный скок!), развернулся в седле, одновременно налагая стрелу, резко натянул до уха тетиву и выпустил стрелу. Граненое жало прошло сквозь кольчугу чучела и унырнуло в землю. Княжич круто развернул коня так, что тот встал на дыбы и поскакал, наддав острогами, выпуская одну стрелу за другой. Подскакивая к чучелу, убрал лук, выхватил меч из ножен, картинно взмахнул над головою и срезал глиняный горшок, надетый на соломенного человека за-место шелома - это уже сам, никто тому не наказывал.

— Но, не балуй! — Пристрожил Асмунд. Святослав резко осадил коня (а сила была в руках у княжича, и немалая!), слетел с седла. Предстал перед кормильцем, ждущий одобрения либо укоров.

— Молодец! — похвалил кормилец. Редко от Асмунда дождешься похвалы. Святослав опустил очи долу, повинился за самовольство. «В поход бы парня гнать, пора уже!» — подумал Асмунд, невольно любуясь проглянувшейся воинской статью в княжиче. Жаль, не увидит этого Свенельд. Шесть лет назад воевода выехал вверх по Днепру со стремянным, где умер в дороге прямо «в седле», как и подобает воину. Смерть великого воеводы тут же обросла легендами самыми невероятными. После Свенельда остался сын Мстислав, которого по отцу к его гордости начинали величать тоже Свенельдом, только вот почёта отцовского он пока ещё не заслужил.

Первый поход запоминается так же как и первая охота на вепря или тура, как первая жёнка, отдавшая своё тело. Муромские князья попросили рать против буртасов, что набегами своими тревожили их границы.

Отправлялись немногою дружиной, две с половиной сотни отборных, проверенных в боях кметей. Обоза не брали, дабы не замедлять хода, всё съестное, в основном мясо, просоленное от порчи, увязано в торока, по дороге клали под седло, потом, размятое, ели прямо на ходу. Иногда счастливилось бить зверя или дичь тогда вечером, жалея время и не тратя его на долгую варку пищи, жарили мясо на остриях сулиц над костром и уминали его с припасённым из дома хлебом, потом валились в короткий и тяжёлый походный сон. Святослав, хоть и приученный к тяготам многодневными упражнениями, к вечеру едва не падал с коня. Наскоро поужинав, стелил попону на землю, или нарубив предварительно елового лапника, клал под голову седло, накрывался дорожным вотолом и, замотав голову от комарья рубахой, ложился среди умученных переходом кметей.　

В Муроме оказались менее чем за две седмицы, немало удивив местного князя, не поспевшего ещё собрать рать. Обрастя воинам, дальше пошли увереннее. Долго брели по густым непролазным мещёрским лесам, которым не было ни конца ни краю, и только опытный глаз проводников определил земли буртасов. Святослав сжился, сросся с походной жизнью, что вошла вместе с усталостью, солёными шутками ратных, что на ночёвках у костра пересказывали друг дружке весёлые небывальщины. Днём — брань со стонами раненых и воем угоняемых в полон, вечером — весёлый рёгот, будто не было умытого кровью уходящего дня.

В этом походе княжич взял первую жизнь. Это был разъярённый буртас, что, не помня себя от криков уводимого в полон семейства, в только что разорённом руссами граде, уставив рогатину, ринулся в сторону скучившихся делящих добычу воинов. Кмети хохотнули над бездоспешным мужиком, наверняка необученным ратному умению, а один стал сматывать на руку аркан-ужище, намериваясь взять нападающего «руками».

— А ну, стойте! — приказал Асмунд и обернулся к Святославу. — Пускай княжич его возьмет!

Кмети понимающе заулыбались, расступились, пропуская вперёд Святослава. Княжич почувствовал предательскую дрожь в ногах, повёл плечами, подражая бывалым воинам и тем показывая, что не боится, рыкнул, зля себя и устремил навстречу буртасу. Мужик, признав по злачёному шелому, что перед ним не простой воин, боярчонок быть может, заорал, обеими руками вскинул над собою рогатину, намериваясь одним мощным ударом покончить со знатным сынком. Святослав не успел подумать, как способнее и годнее взять мужика, тело, закалённое многими упражнениями, само ушло от острого жала рогатины. Буртас подался вперёд и напоролся на страшный косой удар мечом снизу вверх, от которого даже бронь не защитила бы. Кмети подошли уже, одобрительно охлопывали по плечам, а княжич стоял, не отрывая взгляда от поверженного врага, будто завороженный. Потом заставил себя вытереть меч о траву, обернулся к воинам и глухо сказал:

— Невелика честь, вот ежели б так самого буртасского князя взять!

На что мудрый Асмунд ответил:　

— Первую жизнь всегда забрать труднее, особенно в поединке...

Русские и муромские рати, полностью разорив окраинные волости, не рискнули углубляться в глубь буртасских земель — ополонившиеся и утяжелённые добычей, повернули обратно.

С неба несло мелкой изморосью, обтаявший, потемневший, свернувшийся в маленькие умирающие кучки по берегам Днепра снег напоминал, несмотря на погоду, что бурная пестроцветная весна ещё впереди. Ольга, в свои три с небольшим десятка лет не потерявшая девичей стройности и оттого казавшаяся выше ростом, стояла над рекой на круче, куталась в пуховый плат, спадавший с высокой кики. Годы не брали и писаное лицо княгини, лишь строже и зрелее смотрели широко расставленные серо-зелёные глаза, да резче обозначилась властная складка в углах тонких губ. Располневший от стаявших вод Днепр нёс на огромной серой спине крошечные русские лодьи, уходящие далеко, к самому Киммерийскому Боспору. На передовой лодье невидный издалека, плыл её сын со своим кормильцем Асмундом.