Аргонавт - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Иванов cтр.№ 24

Несколько раз она делилась своими мыслями с отцом (насколько получалось высказаться), он внимательно слушал и говорил: «Ты просто пока что не встретила тех людей, которые тебе нужны, верных людей». – Она верила ему, его слова утешали, но ненадолго.

* * *

Чем старше становилась дочь, тем больше Семенов пугался ее; думая о ней, он вспоминал свою жену в молодости, искал сходство и не находил. Когда они познакомились, ей было восемнадцать, и Семенов, чувствуя неловкость, оттого что намного старше Зои, заходил к ней в компании с ее друзьями. Тогда она жила в старом деревянном доме на Вана-Каламая, она была другой: читала стихи, у нее был магнитофон и кассеты с любимыми группами, в старом польском шкафу стояли за стеклом фарфоровые фигурки японок, которые она собирала; она вырезала из журналов актеров и клеила их на стенку возле кровати. Ее родители были относительно молоды, часто уезжали на дачу, и тогда она устраивала вечеринку… Однажды она пригласила его одного; он принес бутылку белого вина, коробочку шоколада с ликером Anthon Berg (подарок одного из родителей его учеников в школе) и пачку ментоловых сигарет More… Старый диван, свечи… Она вдруг положила руку на его плечо, и он одеревенел, губы стали как резиновые, ничего не чувствовал, только задыхался, и сердце торопилось устать, стыдился себя, ему тридцать, ей девятнадцать; стеснительный, он никогда не решился бы, пришлось действовать ей. Он изучал ее комнату, пытаясь разгадать Зою: как она тут жила с самого детства, как томилась в этих стенах, пугалась тени занавески, поскрипывающих половиц (в старых домах все живое), взрослела, изгибалась по ночам. Он бродил по улицам старого района, представляя, как она гуляла в этих садах, познавала мир и себя, ходила к морю, в Старый город, играла в ручной мяч, боролась со скукой, записывала сны, приводила в подъезд мальчиков, доводила их, заставляла страдать…

Она приезжала ко мне, мы запирались у меня в комнате, смотрели Quantum Leap и Twin Peaks по YLE2 – ни одной серии не досмотрели, столько в нас было страсти… И куда она делась? Выветрилась? Может быть, в тебе еще есть страсть, но я – бесполое холодное существо, даже не животное, а бродячий камень.

У ее отца был ИЖ «каблук», они ездили на нем в Палангу и Шауляй, на Куршскую косу… на Чудское… в Россию… Она здорово смотрелась в джинсах: талия, попка, длинные волосы вдоль гибкой спины… На высоких каблуках она казалась моделью. В России ее принимали за иностранку, ей это нравилось, конечно. Скорей всего, поэтому не любила свое имя, говорила, что хотела бы какое-нибудь балтийское: Илона, Вероника… Она скучала в больших городах: «В них теряешься, и время уходит впустую»; ей нравилось приезжать в маленькие городки: «На тебя сразу обращают внимание». Она любила белые ночи, любила гулять до утра, «пока не отвалятся ноги».

Он думал о дочке – и боялся; Аэлита – маленькая женщина, скоро, совсем скоро, она доберется до того возраста, в котором была ее мать, когда они встретились, но она не станет такой, как Зоя, у нее другой характер – менее мечтательный, более твердый, но не практичный, а жесткий, характер врача, мистика-философа, математика, ее характер пугает его (если бы он такую девушку встретил в молодости, вряд ли полюбил бы, если бы учился с такой в одном классе, он бы чурался ее: она вызывающе не такая, как все).

Как-то он зашел в ее комнату, чтобы поговорить, а она уже уснула. Негромко играла музыка, по монитору плыли разноцветные пузыри, по потолку растекались огоньки зеркальной лампы-ежика.

Семенов никак не мог уйти, он был в изумлении: насколько сильно изменилась ее комната! Сквозь некоторые вещи еще проглядывало детство, но, подтаяв, оно уступало место новой взрослой жизни. Стало больше книг, не тех, что она читала прежде, – это были его книги. Не заметил, как взяла. Старые мягкие игрушки, а рядом подсвечники, сандаловые статуэтки, соляная лампа. Фотография, на которой она в больших боксерских перчатках и черной майке зло смотрит в объектив. Любопытно, а кто фотограф? На стене плакат: длинноногая блондинка в шортах, больших очках, зеленая бейсболка сдвинута на макушку, оранжевая челка спадает на зеркальные очки (кто-то там отражается), изо рта торчит лоллипоп, на белоснежной тесной майке буква V, с вызовом выставив бедро, она стоит на танке, надпись на плакате:

У нее никогда не было плоскостопия, не было попугайчика и хомячков, зато была река, был быстрый ветер и в окно машины залетевший майский жук, который ударился ей в лоб, упал на юбку и, когда она его взяла, щекотал ладонь.

* * *

Как и отец, свои записи Аэлита вела в тетрадях и блокнотах; как и он, писала тайком; выходила из себя, если мать заставала ее, но никогда не бесилась, если попадалась с писаниной отцу, – наоборот, тайно ликовала; написанное никогда никому не показывала.

– И это правильно, – говорил он, а она внимала. – Иначе нет никакого смысла. Он тут же выветрится. Никогда не задавайся вопросом: зачем это нужно? Если ты приняла решение что-то делать, то просто делай. Помни, что сказал Блейк: упрямство из идиота сделало мудреца. Поэтому о некоторых вещах никому не следует говорить. Начнут болтать. Людские языки вычерпывают смысл из всего.

Некоторые его изречения она помнила наизусть; она по нему скучала… Чем старше она становилась, тем больше он казался ей другим – сутулым незнакомцем с бессонницей в глазах и трясущимися руками. Он жаловался на память и боли в боку. Он подволакивал ногу (однажды упав, так и хромал). Она скучала по тому папе, который рассказывал ей, будто они с мамой увидели в ночном небе сверкающий падающий диск, побежали за город и нашли ее спящей в капсуле возле потерпевшего крушение НЛО; она скучала по тому папе, с которым ездила пять лет назад в Петербург, четыре года назад в Москву. Совсем недавно он был молодым! И ростом был выше! Это было… Да ведь это было в прошлом году!

Он изменился – естественно, он не слился с прочими, но едва уловимо в его словах, жестах, гримасах начало появляться нечто чужое, словно внутри него рождался другой человек.

Но по-прежнему он был ее героем (вопреки открывшимся недостаткам). Просто он проиграл битву ветряным мельницам. Она не заметила, когда это случилось (ветер был, а вот мельницы – они вращались внутри него, как ножи мясорубки).

Остальные ей просто наскучили: все предсказуемы.

Она разочаровалась в людях. Она не понимала, почему должна сидеть за одним столом с друзьями матери, которые говорят глупости. Иногда они приводили какого-то своего родственника, который был настоящим старцем – седобородым и ветхим, от него пахло сыростью и плесенью (он жил в южноэстонской глубинке, у него был хутор, поле, он сажал картошку, растил бычков, свиней, баранов – на продажу, в парниках выращивал овощи и фрукты), старик пропагандировал сыроедение, верил в целебные свойства арбузного сока, с жаром уверял, что арбузным соком можно лечить все болезни, необходимо только принимать его каждый день по сложной схеме, которую он высчитывал исходя из возраста, знака зодиака и веса человека. Она не понимала, почему отец сидит и внимательно слушает этого арбузного колдуна, не перебьет, не пошлет его к черту. Отец казался слабым – и глупым (потому что если соглашаешься с идиотами, сам становишься идиотом!).