Мораль: лучше умереть молодым. Но для меня слишком поздно.
Мой практический совет: если вы тоже опоздали умереть молодым, постарайтесь не умирать вовсе.
* * *
В течение первых пятидесяти лет жизни я не интересовался метеопрогнозом. Шел на работу, невзирая на погоду, дождь, ветер или солнце были мне по барабану, как, впрочем, и небо — в Париже я его просто не замечал. На шестом десятке все изменилось: теперь я смотрел только вверх и повсюду следовал за солнцем, а оно отражалось на белом асфальте, маслянистой зелени пальм и океанской глади. Стареть — значит клянчить солнца, даже если у тебя «взбодренная» кровь, «возрожденные» органы и оцифрованный мозг.
В начале 2020-х (знаменитые «двадцать двадцать», когда все рухнуло) войну между молодыми и стариками символизировало противостояние Эмманюэля Макрона с Дональдом Трампом. На каждом саммите «Большой семерки» американский президент мечтал перекусить сонную артерию главе французского государства.
Как только я понял, что умру, записал сто посмертных передач и завещал транслировать по одной каждое 31 декабря на моем канале на YouTube: «ПОСТ-СМЕРТНОЕ ШОУ». Дохода от рекламы в этих программах — первых в мире шоу с мертвым ведущим — должно хватить моей семье на пропитание в двадцать первом веке.
Дети боятся засыпать, потому что сон — предвестник долгой ночи, темного туннеля, где никто не додумался оставить свет. Впрочем, смерть не похожа на ночные сны.
Я — последний из поколения сапиенсов… и теперь хочу описать мой конец.
В одном из литров крови молодых калифорнийцев, которую мне перелили, было что-то гнилое. Я почувствовал это довольно быстро: через шесть недель после гетерохромного парабиоза я проснулся истощенным, с привкусом серы во рту, странным головокружением и кровавым стулом. Анализы подтвердили своего рода редкий и неизлечимый гепатит. Моя ожиревшая печень не вынесла ускоренного омоложения.