Восьмой круг. Златовласка. Лед - читать онлайн книгу. Автор: Эллин Стенли, Эд Макбейн cтр.№ 57

— Неладно! — хрипло произнес он. — Господи, ты справшиваешь меня об этом? Это ты! Ты — вот что неладно!

— Из-за чего ты так злишься? — недоуменно спросила Рут. — Я только…

Он оборвал ее яростным жестом.

— Думаешь, ты безупречная? Думаешь, я могу обвинять Арнольда за эту женщину? Ни черта подобного. Я жалею его. Я ни разу не встречался с ним, а если бы встретился, то сразу бы возненавидел его хитрую рожу, но, Господи, как я жалею его за то, что ты заставляла его выносить! Такое сильное, здоровое животное влюбилось в девушку из сказки. Вот в чем суть дела, разве нет?

— Не знаю, — сказала в отчаянии Рут. — Не понимаю, почему ты ведешь себя так. Ты нелогичен.

— О нет, я логичен. Я задеваю тебя за живое, потому что это должно быть улажено здесь и сейчас. Скажи мне кое-что. Ты ни разу в жизни не позволила ни одному мужчине коснуться тебя, так ведь? Даже Арнольду.

Рут ошеломленно посмотрела на него.

— Я должна стыдиться этого?

— Нет, в таком поведении множество достоинств. Но почему ты отказалась от него? Ты знала, что означает твой приезд сюда. Почему ты это сделала?

— Захотела.

— Захотела, — презрительно передразнил Мюррей. — Какое замечательное нарушение приличий ради меня. Стоит мне лишь слово сказать, и я получаю все, что столько лет предназначалось Арнольду. А что тут такого? Я умнее Арнольда, как бы ты к этому ни относилась. Он так и не понял, почему ты была сказочной девушкой, правда? Нет, как всякий невежественный тип из трущоб, он считал, что женщина бывает такой, когда хорошо воспитанна, культурна, образованна. Что она чем-то чище. Что железы ее функционируют не как у обычных людей. Возможно, когда выйдет замуж, у нее появится любовный пыл — во всяком случае, на это можно надеяться, — но до тех пор надо быть неподалеку, восхищаться ею и не подпускать к ней других мужчин.

И ты использовала его, разве не так? У тебя были приступы страха после того, что произошло в том школьном подвале, нервы были постоянно натянуты, но Арнольд облегчал тебе жизнь с этими проблемами. Сам никогда не предъявлял никаких требований, потому что ужасно благоговел перед твоими утонченными манерами, был живой гарантией того, что этих требований не предъявит никакой другой мужчина. Даже облегчал тебе возможность лгать в этом себе самой. Как-никак, он спас тебя, ты была что-то должна ему, и каким еще способом лучше всего было расплатиться с ним — разумеется, своеобразной преданностью, которую можно использовать как пояс целомудрия. Разве все сводится не к этому? Разве это не истинная правда о кольце, которое ты носишь?

Теперь Мюррей кричал, надвигался на нее, хлеща голосом, но она не отступила. Она словно приросла к месту и смотрела на него в изумлении, словно он был големом ^[39], грозным, неотвратимым. Лишь когда он схватил ее за руки, она отреагировала и, не желая выпускать полотенца, подалась назад, лицо ее стало страдальческим, тело выгнулось назад так, что если бы он неожиданно выпустил ее, она упала бы.

— Это неправда! — выдохнула она. — Неправда!

— Перестань лгать себе! Это правда! Ты знаешь, что правда!

Он сильно затряс ее, а она качала головой в безрассудном отрицании, тюрбан на волосах развязался и упал на пол, волосы свалились на плечи. Держа ее так, видя так, он испытал ошеломляющее впечатление ложной памяти, будто уже пережил это в каком-то эротическом, почти забытом сне, пока не вспомнил, что впервые видел Хелен такой — мокрые волосы ее спадали на плечи, тело полуприкрыто обернутым вокруг него полотенцем, — и понял, что власть над Ландином, над Рут Винсент, над судьбой, которую он сознавал тогда, теперь окончилась, исчезла.

— Это правда! — взмолился он в мучительном желании вернуть эту власть. — Скажи, что правда!

— Если хочешь услышать от меня это — да! Теперь пусти меня. Пусти, пожалуйста. Ты делаешь мне больно.

Она стала вырываться, и он снова встряхнул ее.

— Не делай вид, будто повторяешь мои слова. Скажи так, чтобы я понял, что ты всерьез.

— Да! — выкрикнула она. — Я это всерьез, — а потом, когда он прижал ее к стене, сникла, вызывающая дерзость исчезла. — Почему для тебя это так важно? — жалобно спросила она. — Теперь все изменилось. Неужели ты не понимаешь?

— Я понимаю только, что ты избрала меня быть бальзамом для уязвленной гордости, своего рода лекарством, помогающим изгнать из сердца Арнольда. Но почему меня? Ты ясно дала понять в присутствии Харлингена, что думаешь обо мне и о моем бизнесе. Ты сказала, что бизнес этот грязный. Хорошо, пусть. Но в таком случае, не опускаешься ли ты ниже уровня своего класса? Не слишком ли большую любезность мне оказываешь, учитывая, что я представляю собой?

— Ты говоришь это… — Рут удивленно посмотрела на него. — Сам себя не слышишь? Ты хотел, чтобы это было сарказмом, но это не сарказм. Ты действительно в это веришь. Ты защищаешься.

— Ни черта подобного. Человек защищается, когда его загоняют в угол, из которого он не может выйти, и ему нужно оправдаться. Меня в этот угол никто не загонял. Я вошел в него по важной причине, с широко открытыми глазами. В тот день, когда мой отец…

На середине фразы его прервал телефонный звонок. Звонил телефон на сент-стивенский манер — краткое предупреждающее звяканье, потом долгая пауза. Потом он снова звякал, издавал негромкий, жутковатый звук в полной тишине комнаты.

«От телефона нет и никогда не будет спасения», — подумал Мюррей и направился в спальню.

— Должно быть, это твои родители, — сказал он. — Что им ответить?

— Мне все равно.

Но звонили не ее родители. Звонил Нельсон из конторки снизу, в голосе его звучала утонченная смесь елейности и вежливого недовольства.

— Мистер Керк, вам понятно, как неприятно мне слышать жалобы, но жильцы соседней с вашей квартиры — это мистер и миссис Джонсон…

Мюррей швырнул трубку и стал ждать, провоцируя новый звонок. Рут последовала за ним в спальню, и он сказал:

— Это не тебя.

— Знаю, — промолвила она, ставя на этом точку. Села на край кровати и посмотрела на него. — Что ты хотел сказать мне о своем отце?

— Ничего.

Часы на ночном столике показывали пять. Мюррей был сам не свой от усталости, эмоциональной и физической, и говорить о своем отце хотел меньше всего.

— Я должна выслушать, — сказала Рут. А потом неожиданно добавила: — Я имею право выслушать.

«Может, правда имеет?» — подумал Мюррей, стараясь понять почему. Взял сигарету из пачки на ночном столике, потом сунул ее обратно в пачку, решив, что у дыма будет резкий, неприятный вкус.

— Слушать тут особенно нечего. Он был благонамеренным глупцом. Разорился, почти одновременно с этим умерла моя мать — я только начал ходить в среднюю школу, — а в те годы такой человек мог получить только работу дворника. И он был дворником при многоквартирном доме по соседству. Получил за это подвальную комнату, зарабатывал несколько долларов в месяц. Я носил свертки для женщин, делавших покупки в супермаркете, не позволяя ему заниматься этим, и вот так мы жили. В духе Диккенса, правда?