В. Мисс Парчейз, вы знаете, что у нас есть признание вашего брата, с его подписью?
О. Да, но это ложь. Майкл не убивал их.
В. Как нам понять, что вы не лжете, чтобы защитить его?
О. Я не лгу.
В. Как нам убедиться в том, что ваше признание не фальшивка?
О. Мне известно, где нож.
Я не был на Джакаранда-драйв с той ночи, когда произошли убийства.
Сейчас, в начале первого, она выглядела сонной и мирной. Большинство домовладельцев, устав от бесконечной борьбы с пожухшей травой, засыпали лужайки галькой, что придавало им сходство с безмятежными японскими садиками, с оазисами кактусов и пальм. Солнце блестело на пестрых камнях. Мы ехали по улице медленно, почти как кортеж: впереди машина прокуратуры штата, за ней автомобиль полиции.
Я сидел в машине вместе с Бенселлом и Карин: она настояла, что я должен услышать каждое слово. Она снова рассказала нам, как она выехала с дорожки перед домом и повернула не туда, удаляясь от места, куда на самом деле хотела попасть. Мы двигались на запад, к граничащей с побережьем сосновой роще. Карин указала на пару сточных канав по обеим сторонам дороги. Объяснила, что в воскресенье ночью остановила машину и выбросила нож в канаву справа. Мы остановились на обочине. Хлопнула дверца автомобиля, по улице пронеслось эхо, и сразу все снова стихло. Эренберг и ди Лука вышли из второй машины и направились к нам.
— Вот здесь, по ее словам, она выбросила нож, — произнес Бенселл. — В эту канаву.
Отверстие канавы было всего лишь узким металлическим прямоугольником, вмонтированным в бетонную обочину. На улице не было тротуаров: лужайки с травой или галькой выходили прямо на шоссе, упираясь в асфальт. Однако канава была встроена в бетонную плиту размером меньше половины квадратного метра, и, сняв железную крышку люка, можно было легко добраться до слива. Ди Лука взял лом и поддел крышку. Из-под навеса в доме через дорогу за нами следила женщина. Эренберг положил крышку на островок засохшей травы. Канава была сравнительно мелкой, примерно метр в глубину. На дне сантиметров на десять была застоявшаяся вода: в Калузе вот уже месяц не было дождя. В воде, на подушке из ила и песка, лежал нож с двадцатипятисантиметровым лезвием.
— Это тот самый нож, которым вы их убили? — спросил Бенселл.
— Да, он, — ответила Карин.
В начале второго мы вернулись обратно в полицию.
Майкл все еще находился в камере на третьем этаже. Я предположил, что его не стали перевозить, поскольку возникли новые обстоятельства. Я пошел по коридору за тюремщиком, посмотрел, как он вставляет в замочную скважину ключ, помеченный специальным цветом. Он открыл стальную дверь и не стал закрывать ее. Мы проследовали мимо ряда камер, до поворота коридора, и приблизились к камере Майкла. Полицейский открыл зарешеченную дверь, впустил меня и запер ее за мной. Майкл сидел на грязном поролоновом матрасе. Я услышал, как за поворотом коридора захлопнулась металлическая дверь и вновь повернулся ключ.
Я сообщил Майклу, что его сестра призналась в убийствах. Объяснил, что она указала полиции место, где выбросила орудие убийства в канаву, и что Эренберг практически уверен, что они смогут получить отпечатки пальцев и образцы крови. На ручке ножа были трещины и царапины, так что кровь наверняка где-то осталась. Вода в канаве была стоячая, так что она не могла полностью смыть кровь или как-то повлиять на отпечатки пальцев.
Я рассказал ему, что прокурор штата сомневается, будто отпечатки и кровь доказывают вину сестры Майкла в убийствах. По его мнению, они свидетельствуют лишь о том, что она доставила орудие убийства к канаве и избавилась от него. Я сказал Майклу, что Эренберг надеется, что скрытые отпечатки, которые они собрали по всему дому, совпадут с отпечатками его сестры — на телефоне, на ручке двери, на кранах в ванной, где, по ее словам, она смывала с рук кровь. Однако Бенселл усомнился в ценности отпечатков как улики, утверждая, что они доказывают ее пребывание в доме, но не то, что именно она убила Морин и детей.
Я рассказал Майклу, что полиция подтвердила звонок его сестры в док: мистер Уичерли сообщил полиции, что ответил на звонок в половине двенадцатого и отправился на катер за Майклом. Однако, по мнению Бенселла, это лишь означало, что Карин позвонила Майклу, а не что она звонила из дома в то время, которое в отчете коронера фигурирует как время убийства — между десятью и полуночью. Бенселл утверждал, что Карин могла позвонить брату из любого места в Калузе и попросить его о встрече в доме, где они могли сообща совершить убийства. Я объяснил ему, что в данный момент они оформляют дело Карин как убийство первой степени, но его, Майкла, не освободят, пока не будут уверены в том, что он не причастен к преступлению.
— Майкл, — произнес я, — я бы хотел, чтобы ты прошел проверку на детекторе лжи.
— Для чего?
— Твоей сестре мы уже не поможем. Единственный, кому ты можешь помочь, — это ты сам.
— Вы сказали, что отпечатки пальцев не доказывают…
— Майкл, они тебя отпустят, как только убедятся, что ты не имеешь к этому никакого отношения.
— Я имею к этому самое прямое отношение — я убил их.
— Боже, как же с тобой тяжело!
— Почему она не могла держаться в стороне от этого?
— Видимо, по той же причине, что и ты, — ответил я.
Майкл посмотрел на меня, кивнул и тяжело вздохнул.
По мнению Эренберга, Майкл соединил то, что знал о случившемся, с тем, что представил, используя великолепное знание дома (и то, что обнаружил, приехав туда), для создания правдоподобного сценария преступления. Проблема отсутствия мотива никуда не девалась, однако, например, если мы поверили в существование стойки для ножей, то почему не могли поверить заявлению Майкла, что он взял нож с этой стойки? Если мы были готовы поверить, что он поцеловал в губы свою мертвую мачеху — а мы оба действительно поверили в это, — почему бы также не поверить, что сначала он ударил ее ножом? Не было никакой возможности отделить ложь от правды, в рассказах Майкла все звучало одинаково правдоподобно. Даже то, как он колебался, пытался подобрать нужное слово, выглядело не как недостаток его изобретательности, а нормальная растерянность человека, который признается в совершении жестокого преступления.
Детектор лжи вранья не приемлет.
Специалист по допросам на детекторе лжи может задать Майклу вопросы, и аппарат четко зафиксирует перемены его давления, дыхания, пульса и кожно-гальванических рефлексов. Эренберг надеялся, что парня отпустят до заката, если, конечно, результаты проверки подтвердят его ожидания. У Бенселла было больше сомнений, и он настаивал, что не отпустит Майкла, пока не будет полностью уверен в его невиновности. Оба посоветовали мне ехать домой. Проверка займет определенное время, и нет смысла ждать ее окончания. Эренберг пообещал мне позвонить, как только у него появятся результаты.