– А потом?
– Сяду на автобус и приеду к тебе.
– Я подожду.
– Не надо, я буду переживать.
– А она знает, что ты зайдешь?
– Нет – я не была уверена, что смогу.
– А теперь, значит, уверена?
– Ну, у нас же нет особых планов…
– А завтра не можешь сходить? Вечером, пораньше – до поезда? Мне на дежурство к шести.
– Нет, я обещала своим, что успею почитать Бригу до ужина.
– Ты не предупреждала…
– Ну конечно, предупреждала! Я ведь сказала, что мне нужно вернуться в воскресенье!
Она просто не понимает, никак не возьмет в толк…
– Бедной Сиб так плохо – было бы крайне эгоистично ее не повидать, правда же?
– А еще было бы эгоистично не почитать Бригу – всего один раз, чтобы мы смогли провести больше времени вместе?
Рейчел недоуменно взглянула на нее, нахмурив лоб.
– Разумеется.
И Сид прорвало:
– А я-то как же?! Можно ради меня разок проявить эгоизм? Нет, не бывать этому, пока живы твои родители!
Воцарилась мертвая тишина.
– Какие ужасные вещи ты говоришь… – наконец выдавила Рейчел глухим, дрожащим голосом.
Жестоко борясь с желанием извиниться, загладить все раскаянием, Сид продолжила:
– Ты всегда делаешь только то, что считаешь своим долгом, всегда для других! Для себя – никогда!
– Почему бы и нет? – отстраненно пожала плечами Рейчел. – У меня замечательная жизнь, я очень люблю своих родителей.
После этого воцарилась болезненная тишина. В молчании проехали Риджент-стрит, выехали на Портланд-плейс и повернули на Нью-Кавендиш-стрит к больнице. Возле главных дверей приютился небольшой цветочный киоск.
– Я вернусь около пяти, – сказала Рейчел и вышла из машины.
Сид наблюдала за тем, как она выбирает цветы – букет роз – и проходит в главные ворота. Отъехав чуть подальше, она заглушила мотор и заплакала.
Прошло почти два часа, прежде чем Рейчел снова появилась. За это время Сид наплакалась, выкурила восемь сигарет и сказала себе, что она совершенно права: она смотрит правде в лицо, а Рейчел – трусиха, слабая, зависимая, боится рисковать!..
…Рейчел – бескорыстная, любящая, нежная. Это она все испортила своей ревностью, эгоизмом, попрекала ее за чувство долга… Сид вспомнила ее недавние слова: «А мне с тобой все нравится». Ведь Рейчел ее действительно любит! Она сама сказала: «Я ни с кем не хочу быть – только с тобой» – старая «кость», надежно закопанная в уголках памяти; при случае Сид доставала ее и утешалась. Это она не ценит того, что имеет, – жадная собственница с дурным характером! Ко времени появления Рейчел Сид окончательно назначила себя главной злодейкой мелодрамы.
– Не надо было ждать!
– Но я хотела… Прости меня, пожалуйста, за то, что я вызверилась…
– Ничего страшного, все нормально.
Сид бережно взяла ее руку и поцеловала.
– Прости… Я счастлива, что ты у меня есть.
Рейчел улыбнулась, наклонилась и поцеловала ее в щеку.
– Извини, что я дулась.
– Нет-нет, это все я виновата!
– Я тут подумала – не пойти ли нам сегодня в театр?
– Отличная идея! Надо купить «Ивнинг Стандарт» на Бейкер-стрит.
Сид спросила, как там Сибил, со всей искренностью, независящей от обстоятельств.
– Все еще очень слаба, бедняжка. Ужасно хочет домой, но боится стать обузой. Ей кажется, что Хью хотел бы оставить ее в больнице на подольше, но при этом все равно повезет домой, потворствуя ее желаниям.
– Звучит как-то запутанно…
– И не говори… У женатых людей свои «обходные пути». Сами они их знают, но со стороны смотреть забавно.
– Да, пожалуй…
– Знаешь, несмотря на сытный обед, я бы выпила чашечку чая.
– Вот приедем домой и выпьем – как раз самое время.
Рейчел взглянула на часы.
– Почти без пятнадцати пять – так и есть!
Едва они успели занести покупки домой, как раздался сигнал воздушной тревоги.
– О боже…
– А, у нас всегда так, не обращай внимания. Как правило, ничего особенного не происходит.
Однако вскоре послышался слабый треск зениток.
– Им удавалось кого-нибудь сбить? – спросила Рейчел, пока они спускались на кухню.
– Иногда, наверное. Я думаю, в основном они удерживают самолеты на большой высоте, чтобы те не смогли как следует прицелиться.
Выпив чаю и определившись с театральными планами, Рейчел заметила:
– Если мы слышим зенитки – значит, где-то воздушный налет.
– Наверное, далеко от нас. Давай сыграем Брамса.
– Ой, ну что ты, я ужасно играю – куда мне до тебя!
– Какая разница! Я обожаю играть с тобой.
И Рейчел кое-как справилась с сонатой соль мажор; Сид терпеливо сносила ее ошибки. После музыкальных упражнений решили передохнуть и немного выпить, а Рейчел изъявила желание посмотреть на садик.
– Боюсь, там не на что смотреть – все давно заросло.
Но Рейчел уже открыла застекленную дверь и принялась спускаться по ступенькам из кованого железа.
Вдруг она замерла.
– Сид! Иди-ка посмотри!
Сид закрыла футляр и присоединилась к ней: в небо медленно поднимался гигантский клуб дыма, словно огромный шар.
– Как ты думаешь, где это?
– В той стороне восток – значит, пристань или Ист-Энд.
Солнце уже садилось, и фиалковое небо вокруг дымного шара чуть окрасилось розовым. Снаружи зенитки слышались отчетливее, напоминая вежливый собачий лай. Несколько минут женщины стояли молча, наблюдая и прислушиваясь, затем Рейчел сказала, что садик виден и отсюда и спускаться незачем.
– Я собираюсь заштопать твой халат, – решила она.
– Ой, правда? Ты моя радость!
Сид отправилась наверх за немудреными швейными принадлежностями.
– А как же театр? – спросила она, вернувшись.
– Я тут подумала – может, останемся дома? – предложила Рейчел, выворачивая рукав халата.
Сид была счастлива. Она зажгла камин и налила им немного выпить.
– На ужин можно приготовить гренки с сыром или открыть банку сардин, – объявила она. – Или то и другое вместе.
– И одного достаточно. Что-то плохо видно. Милая, ты не могла бы сделать затемнение и включить свет?
Сид закрыла передние ставни и задернула занавески. Дымный шар был уже не виден, но небо в том направлении приобрело неестественно оранжевый цвет. Выстрелы стихли. Сид замерла, не в силах отвести взгляд.