Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Андреевский cтр.№ 81

Осуждая в апреле 1936 года руководителей Института трудового воспитания гороно Свешникова и Авраамова за превышение своих служебных полномочий, член Мосгорсуда Куцов указал в приговоре на то, что осужденные «явно извращали советские методы коммунистического воспитания детей и ввели с начала 1935/36 учебного года… совершенно недопустимые меры воздействия к трудновоспитуемым детям в виде выдачи им ухудшенной штрафной пищи, штрафного обмундирования, оставления без обедов, лишения сладких блюд, булочек к чаю и т. п., используя при этом оставшиеся сладкие блюда и булочки в свою пользу», а проще говоря, пожирали их. Наверное, эти булочки очень вкусно пахли. К тому же они были совсем свежие, посыпаны орешками и начинены изюмом. У руководителей Института трудового воспитания при виде их текли слюни и загорались, как у волков, нехорошим светом глаза. Когда Авраамову такая булочка не доставалась, то он становился злым и нехорошим и, как сказано в приговоре, «избивал детей щелчками по голове».

За все эти издевательства Свешников получил три, а Авраамов – два года лишения свободы.

Вынесенные судами приговоры по уголовным делам стали немыми свидетелями эпохи. В них запечатлелись не только человеческие трагедии и драмы, но и мелочи быта, портреты давно ушедших людей. Сквозь пожелтевшие страницы приговора, вынесенного 25 ноября 1935 года членом Мосгорсуда Запольским в отношении директора школы № 5 Дзержинского отдела народного образования (оно) Рейхарта и завуча той же школы Пехлецкой, проступают черты школьного быта середины тридцатых годов. Тогда проведенная гороно проверка выявила в школе «серьезные недостатки». В чем же они заключались? Во-первых, в том, что коллектив педагогов «был засорен классово чуждыми лицами» (учительницы Звягинцева и Васильева действительно имели непролетарское происхождение), во-вторых, в школе существовало панибратское отношение педагогов и учащихся, и, в-третьих, директор допускал ночевки в школе педагогов, живущих за городом. Это была правда. Мотаться каждый день на поезде в Москву и обратно учителям было не по карману, да и поспеть к началу занятий было трудно. Поезда ходили не так часто, да и не так точно. Чтобы успеть к началу занятий, приходилось вставать чуть ли не в три часа ночи. Поэтому-то, как отмечалось проверяющими, преподаватели на уроках и дремали (не спали все-таки!). Нет ничего удивительного в том, что при такой жизни учителя, как указывалось в справке, составленной представителями гороно по результатам проверки, «приходили на уроки недостаточно чистыми (вшивость)».

Учителя от такой жизни грубели душой и тупели умом. Доходило до смешного. В 1936 году Москву облетела фраза одной учительницы, которая, видя, как тонет ребенок, не нашла ничего более умного, чем сказать: «Это ученица не из нашей школы».

Нет ничего удивительного в том, что при таких учителях и среди учеников встречались бесчувственные балбесы, как тот, который, узнав о гибели под трамваем ученика его школы, сказал: «Ну что ж, теперь один крючок в раздевалке освободится, а то тесно».

В школьных раздевалках действительно было тесно, и там всегда происходили свалки. По этому поводу Булкин, бригадир производственников, обследовавших одну из московских школ, сообщал в районный отдел народного образования: «Я посетил школу… очень узкие лестницы, которые не могут нормально пропускать ребят. Никуда не годится вешалка. Я сказал директору, что если ты ее не переделаешь, то каждый день должен ждать, что маленького ребенка придушат. Вешалка такая: две большие комнаты, а вход один и расстояние (надо понимать проход. – Г. А.) очень узкое…»

Хороших школьных зданий в Москве в те годы было мало. Приходилось учиться в тех, которые имелись в наличии. А некоторые построили в прошлом, ХIХ веке. На 2-й Тверской-Ямской и на Никольской (напротив Кремля), например, стояли школы, построенные в 1800 году, на Новорогожской улице – в 1810-м, на улице Воровского (Поварской) (дом 1, на том углу, где стоит белая церквушка) – в 1830-м. С середины прошлого, а теперь позапрошлого века стояли школы в Каретном Ряду (это дом между Малым и Средним Каретными переулками, там еще был магазин «Рыба»), в Измайлове, на Домниковке. В некоторых школах из-за их ветхости даже физзарядки не проводились. Боялись, что школа развалится.

А вот как выглядела школа № 20 Ленинского района в 3-м Михайловском переулке, о которой мы уже вспоминали. «Школа сама по себе построена неудачно, вредительски, – рассказывала Е. В. Мартьянова. – Преподаватели жалуются, что негде развернуться… Коридоры настолько узкие, что можно, став посередине, коснуться обеими руками стен… Никакого рекреационного зала нет… стены грязные, двери закрываются изнутри палками».

Слово «вредительски» отвечало духу времени, шел 1937 год, а вот слово «рекреационного» Мартьянова взяла из дореволюционного лексикона, и это не случайно. Ведь она еще в 1905 году окончила Бестужевские женские курсы в Петербурге, став учительницей в сельских школах Екатеринбургской губернии. Там она вышла замуж за учителя, родила дочь и трех сыновей. Муж в 1927 году умер от чахотки. Одного из сыновей в 1918 году расстреляли белые, другого белые убили на Гражданской войне, а третьего – убили фашисты в Великую Отечественную. В сороковые годы Екатерина Васильевна работала директором женской школы № 29 Фрунзенского района Москвы, находившейся в доме 4 по Смоленскому бульвару. Здание это стоит и поныне. Добавлю еще, что Екатерина Васильевна была той самой «сельской учительницей», прообразом героини фильма Марка Донского, которую сыграла Вера Федоровна Марецкая.

Во многих построенных до войны школах отсутствовали не только рекреационные, но и физкультурные залы, а вот кабинеты для занятий физикой, химией, биологией имелись кое-где, и занятия в них проходили интересно и с пользой. Старый москвич Георгий Петрович Михайловский рассказывал мне о том, как в кабинете физики студент электротехнического института учил их делать электропроводку, а в кабинете биологии, заросшем, как джунгли, растениями, они как-то препарировали бычьи глаза, привезенные для этого с бойни. Он рассказал и о том, что в их школе имелись столярная и слесарная мастерские, где их учили разным способам обработки дерева и металла.

Конечно, Георгий Петрович учился в хорошей школе.

Однако в Москве были школы и получше. Назывались они «образцово-показательными». В одну из них попал, кстати, и Георгий Петрович за победу в «академическом бою». В классах таких школ училось по двадцать, а не по сорок учеников, как в обычных школах, да и преподаватели там проходили особый отбор. Например, в школе № 3 Сталинского района учителями служили большевики с дореволюционным или, как тогда говорили, «с подпольным стажем». В характеристиках преподавателей можно было прочитать такие фразы: «Является хорошим групповодом. Политически выдержанный товарищ. В образцовой школе работать может» или: «За время работы в школе имели место случаи идеологических ошибок, которые были признаны и выправлены».

Можно еще добавить, что в этих школах был свой врач. Школьникам делали рентген, следили за их зубами, а ослабленных детей направляли в «спецстоловую» на усиленное питание. Летом пионеры выезжали за город, в лагеря. Это и было то, что называлось «счастливым детством».