Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Андреевский cтр.№ 50

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года | Автор книги - Георгий Андреевский

Cтраница 50
читать онлайн книги бесплатно

Нельзя говорить о чистоте и не вспомнить о бане. Перед войной в Москве было 57 бань, в которых одновременно могли мыться почти 22 тысячи человек. А уже в феврале 1942-го их работало только девять. В военные годы из-за недостатка топлива в банях не было горячей воды, температура ее составляла всего 30–35 градусов. Топить бани было нечем. С трудом, когда угля не хватало, доставали торф. В баню на Воронцовской улице, например, возили торф с разработок на Сукином болоте. Постепенно городские бани возвращались к жизни, но техническое их состояние оставляло желать лучшего. Из-за поломок вентиляции в мыльных отделениях всегда было туманно и сыро. Не хватало белья, мыла и шаек. Да и те, что имелись, часто текли или не имели ручек. Тогда стали делать шайки из дерева, но Госсанинспекция их запретила, сославшись на то, что они плохо отмываются от грязи и превращаются в разносчиков инфекции.

Не хватало не только предметов, бани нуждались в кочегарах, слесарях, трапанистах и пространщиках. Кто такие пространщики – известно. Они находятся в помещениях, где раздеваются и отдыхают после мытья посетители. Трапанисты же – это те, кто чистит «трапы» – решетки над стоками воды, чтобы в мыльном отделении не образовывались лужи. Трапы время от времени забиваются листочками от веников, обрывками газет, в которые посетители заворачивают свой кусочек мыла.

С мылом в те годы было плохо. Официально каждому посетителю полагалось бесплатно выдавать кусочек весом в двадцать пять граммов. В 1944 году, если верить статистике, баням и санпропускникам город выделил 670 тонн мыла. На первый взгляд может показаться, что это очень много. На самом же деле это всего один кусочек на два месяца.

Мыло, конечно, можно было купить на рынке. Но там в начале войны кусок хозяйственного мыла стоил 15 рублей при твердой его цене 1 рубль 30 копеек, а в сорок пятом году еще больше – 50 рублей. Не случайно поэтому пять с половиной тысяч таких кусков с завода «Новый мыловар» похитили его работники и охранники. Ради такого дела начальник пожарно-сторожевой охраны завода Евсеев добился освобождения от призыва на фронт участника шайки, вахтера Антонова, хотя вахтерам никакая бронь не полагалась.

После войны, когда стало известно об утилизации фашистами трупов узников концлагерей, в Москве заговорили о том, что на рынках продают мыло из человеческого жира, а болельщики на футбольных матчах стали кричать людоедское: «Судью на мыло!»

Обидно, что такое отношение к мылу возникло у нас по вине Германии, ведь именно немцам принадлежит афоризм: «Цивилизация измеряется количеством потребляемого мыла», перефразировав который, Гейне сказал: «Кто любит народ, тот должен сводить его в баню».

В начале сороковых годов бани в Москве работали по двенадцать часов в сутки, и все равно в них стояли очереди желающих если не помыться, то хоть согреться. Согласно статистике, на каждого москвича в те годы приходилось по тринадцать с половиной помывок в год. Не считая мытья перед свадьбой, именинами и вызовом к начальству, средний москвич мылся в бане один раз в месяц. Термин «помывка» в банном деле служит главной и, по существу, единственной единицей измерения. Все эти «мочалочасы» и «шайковеники» являются лишь досужим вымыслом людей некомпетентных и далеких от коммунальных служб. А люди, причастившиеся святых тайн этого ведомства, знали, что в Москве тогда совершалось свыше сорока двух миллионов помывок в год! Представить это трудно. Может быть, опять с нулями что-то напутали.

Ну а если такое действительно имело место, то не самый ли мы моющийся народ в мире? Так это или не так – не известно, но банное дело у нас, во всяком случае, не могло обходиться без проблем и происшествий. Сознавая важность своего положения, банщики позволяли себе удовольствие поиграть с посетителями. В Сандуновских банях, например, завели такой порядок: на свободные места пускали лишь тогда, когда освободится весь ряд, то есть шесть мест. А однажды, в апреле 1942 года, в те же Сандуны посетителей вообще не пустили, сказали: «Половики вытряхиваем». Когда, наконец, пустили, оказалось, что никаких половиков никто не вытряхивал. Более того, пол был грязный, валялись на нем обрывки бумаги, окурки, а банщики быстренько заметали мусор под диваны.

Не помогало культуре обслуживания и то, что банщики, как и парикмахеры, во многих банях получали с клиентов наличные деньги.

Кстати, о парикмахерах. Не все они получали деньги непосредственно с клиентов. Существовали парикмахерские, где деньги за стрижку клиенты платили в кассу. Так в них парикмахеры, чтобы получить «живые» деньги, шли на хитрость. В доме 6 по Кузнецкому Мосту (это чуть повыше Петровки, за Министерством речного флота) в наше время был известный «Дамский зал», а тогда, в 1943-м, «укромный подвальчик». И вот в этом «укромном подвальчике» парикмахер Иванов велел одной даме заплатить в кассу за подкраску волос сорок рублей, а сто рублей дать ему за его материал (краску «Урзол»).

Особенно не любили парикмахеры тех посетителей, которые отказывались от одеколона. Одеколон можно было разбавить водой и, получив от посетителей деньги за три флакона, использовать один. А если учитывать еще и наценку, то выходила приличная сумма, ведь побрызгаться одеколоном посетителю стоило около пятнадцати рублей. (В конце сороковых эта услуга стоила меньше, рублей пять, кажется.) Особенно было выгодно орошать посетителя дорогим одеколоном «Шипр» или «Красной Москвой». Брызгали из флакона с помощью пульверизатора.

Иногда расхождение во взглядах по поводу одеколона между клиентом и парикмахером перерастало в конфликт. Когда гражданин Лохбард в парикмахерской на улице Герцена отказался от одеколона, парикмахер не стал стирать с его лица мыло, сославшись на то, что нет воды. Лохбард «пошел на принцип» и потребовал «жалобную книгу». Но парикмахера это не испугало, и он негромко, но грубо отрезал: «Нечего пачкать жалобную книгу. Либо протирайте лицо одеколоном, либо идите в баню», причем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Парикмахеры в мужских залах были вообще попроще, да и прически, которые они делали своим клиентам, были, как правило, незамысловатыми. Стригли наголо («под ноль» или «под Котовского»). Стригли под «бокс», под «полубокс», «польку». Соответственно и заработки у этих парикмахеров были поменьше. Настоящие мастера парикмахерского искусства работали в дамских залах, но и там предпочтение оказывалось сложной работе, такой, как «шестимесячная» завивка. Если же даме нужно было просто постричься, уложить волосы, то у парикмахера то инструмент был тупой, то щипцы сломаны, то сушуары не работали.

Впрочем, посетителей возмущало не только вымогательство денег мастерами, но и качество их работы. В одном из писем в «Вечернюю Москву» сообщалось о том, что в парикмахерской на Каланчевской улице парикмахеры постоянно болтают между собой, стригут плохо, «лесенкой». Когда бреют, то нередко режут физиономию клиентам, а на замечания отвечают: «Подумаешь какое дело, до свадьбы заживет!»

Были, конечно, у нас и добросовестные банщики, и хорошие портные, и прекрасные парикмахеры. Они оставили о себе добрую память. И тем не менее тяжелые времена, как показывает жизнь, не способствуют мастерству и не повышают качество обслуживания. Слишком уж много появляется тогда объективных причин, позволяющих людям прощать себе свои собственные недостатки.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению