Эта междоусобная потасовка длилась три месяца и завершилась позорным поражением императора.
Вскоре же после прекращения военных действий, весенними днями 1089 года, появилась в монастыре долгожданная княгиня Ода. Питая неприязнь к императору и обожая племянницу, она долго сетовала на Евпраксию, упрекала её.
— Господи, как ты могла, сердешная, согласиться на супружество с этим Рыжебородым Сатиром. Поверь мне, с ним никакой радости не наживёшь. Уж какая тихая и уступчивая была Берта, а вон как обернулось. Ты же не будешь терпеть извращений супруга! — Побушевав таким образом, Ода успокоилась и принялась вразумлять невесту, как вести себя в будущей императорской жизни. — Ты прежде всего запомни вот что: ни перед кем не склоняй головы. Тебе, дочери великого князя и великого народа, есть чем гордиться. Твой батюшка был зятем византийского императора, он родной брат французской королевы, свёкор принцессы английской. Он в родстве с королями Венгрии, Норвегии, Швеции, Польши. Никто из прежних германских императриц не может встать с тобой вровень по знатности. Помни и другое: твои предки по женской линии были не только добрыми семеюшками, но и деятельными государынями, да ведь ты и сама наречена Благоделательной. Они вместе с мужьями, а часто и без них управляли державами. Помнишь великих княгинь Ольгу и Рогнеду, твою бабушку Ирину — все они были любимы народом, потому что радели о нём. — Просвещая Евпраксию, Ода не ссылалась на себя, хотя на Руси её тоже чтили за добрые дела.
Княгиня Ода прожила в Кведлинбурге несколько дней, и все эти дни она передавала нажитое, будучи великой княгиней. Евпраксия была ей благодарна. Особенно за последний совет.
— За малолетством тебе неведомо было, что даже у нас в Киеве государевы дворы жили в хитрованиях, наговорах, обманах и злом подсиживании друг друга. Здесь и того хуже: все поедом едят один другого. Поэтому тебе мой совет таков: возьми в свой двор лишь тех, кто служил матушке Берте. За то тебе будет их любовь и преданность.
Позже Евпраксия не раз вспомнит умные наставления княгини Оды. Они помогут юной императрице во всём, что касалось не только внутренней дворцовой жизни, но и жизни империи. Волею судьбы она будет втянута в ту борьбу, какую развяжет со своими вассалами и сыновьями Генрих IV. В этой борьбе Евпраксия займёт достойное место и не посрамит духа и личности россиянки.
Понадобилось Евпраксии немало мужества, когда войско Генриха было разбито воинами Экберта. Император появился в Кведлинбурге, бежав с поля боя из-под Глейхена. Он пришёл в покои Евпраксии гордый, довольный собой, словно одержал знаменательную победу, смотрел весело и пытался шутить.
— Я ещё покажу этому прыгучему зайцу, дабы не обманывал в чёсаном бою. Надо же, додумался воевать с монашками! Да, может, сам в женской сутане стены штурмовал?
Княгиня Евпраксия слушала Генриха с грустью на лице. Она думала, что ему не следовало появляться в монастыре, будучи опозоренным бегством. Но теперь это уже не имело значения. Евпраксия скрепя сердце выслушала императора, который просил её завершить их сговор о супружестве обрядом венчания и свадьбой.
— И потому я зову вас, государыня моего сердца, в лучший собор Германии в Кёльне, где совершат над нами тайную волю Всевышнего.
Евпраксия собралась с духом и ответила:
— Я уже говорила, что согласна идти под венец. Но дай слово императора, что не будешь жалеть о супружестве со мною. Я ведь тебя не люблю.
Генрих оставался верен себе, встал в позу и заявил:
— Я никогда и ни о чём не буду сожалеть, если вы, ваша светлость, будете относиться ко мне с уважением. А я постараюсь его заслужить.
— Хорошо, государь, я постараюсь вас уважать.
— И на том спасибо. Кстати, я приготовил для вас сюрприз, со мною прибыл истинный герой отечества, архиепископ и рыцарь Гартвиг, который освободил Кведлинбург от осады мерзкого Экберта. Генрих вышел из покоя и вскоре вернулся.
Следом за императором вошёл в покой архиепископ Гартвиг. Евпраксии казалось, что судьба подшутила над ним, облачив в сутану священнослужителя этого рыцаря с мужественным лицом, широкими плечами и сильными руками. Ему было не больше сорока лет, тёмно-карие глаза светились ласково. Он был знаком с дядей Евпраксии, великим князем Изяславом, и сказал об этом княгине, помня, что это будет неприятно императору.
— Дочь моя, я знал твоего дядюшку Изяслава, мы много с ним беседовали о твоей родине.
Генрих помнил, как молодой Гартвиг, тогда ещё не священнослужитель, граф, настаивал на том, чтобы император собрал германское войско и повёл его на Русь, освобождать коварно захваченный у Изяслава престол. Генрих почувствовал в словах Гартвига упрёк за то, что в ту гору не сдержал своего обещания, но проглотил обиду.
— Ты, святой отец, лучше скажи маркграфине о том, когда свершишь над нами обряд венчания.
— Что там говорить, ваше величество. Надо ехать в Кёльн. Там и прояснится день венчания, — ответил Гартвиг.
Через двое суток император и все, кто прибыли с ним, покинули Кведлинбург. Уехала с ними и Евпраксия. Генрих сам руководил сборами в дорогу. Он больше всего беспокоился о том, чтобы не забыли в монастыре сундуки и ларцы с состоянием Евпраксии. Оно по-прежнему не давало покоя Генриху. Да того дня, как он сможет, наконец, прикоснуться к нему, оставалось чуть больше трёх недель.
Через неделю поезд императора прибыл в Кёльн. Будущую императрицу поместили в замке короля Генриха Птицелова, в том замке, где завершила свой земной путь императрица Берта. Правда, Евпраксии отвели другую половину замка, где уже изрядно потрудились мастера и в покоях всё сверкало чистотой и манило уютом. Спальня Евпраксии была просторна, светла и отделана красивыми шёлковыми тканями. В замке ещё царила тишина, было безлюдно. Бывшие придворные Берты, вся прислуга разошлись, разъехались по своим гнёздам и замкам. Никто из них не желал служить императору, который свёл в могилу их госпожу. Лишь капеллан, стражи и несколько работных людей оставались при замке.
В последнюю неделю перед венчанием у Евпраксии нашлось время написать отцу и матери весточку о том, что она готовится стать императрицей. Она сочла, что батюшке будет важно знать об этом событии. Оно во многом изменит отношения как с Германией, так и с другими соседними державами. Так оно и было.
Однако нести из Кёльна о венчании и короновании княгини Евпраксии в Киеве были приняты по-разному. Глава православной церкви митрополит Иоанн отнёсся к тому неодобрительно. Знал он, что за минувшие три года Византия порвала всякие отношения с Германией и вступила в переговоры с заступившим недавно на престол Римской церкви папой Урбаном II, ярым противником Генриха IV.
Брак Евпраксии и Генриха IV, считал митрополит Иоанн, подрывал добрые отношения Византии и Руси. Великий князь Всеволод одобрил супружество любимой дочери. Он счёл, что она поступила мудро, по заветам отцов. Вето сердце проснулась гордость: его дочь — императрица великой державы. По этому поводу в Киеве прошло вече, где Всеволод донёс до горожан весть о породнении с Германией. Горожане приняли эту весть похвально. За это Всеволод отблагодарил их многими бочками медовухи и браги. Одержимый жаждой порадовать каждого, он не забыл и о Евпраксии. От щедрот своих князь собрал немало добра ценного: мехов, рыбьего зуба, жемчуга и золота с серебром. И отправил всё это с попутными купцами, дав им в сопровождение десять воинов под началом сотского Тихона.