Евпраксия - читать онлайн книгу. Автор: Александр Антонов cтр.№ 42

Берта поняла бесполезность словесного поединка: тут Генрих непробиваем. И, увидев, что у парадного подъезда остановилась карета Климента, направилась ему навстречу; хотя этот проныра, как она его величала, нисколько её не интересовал. Берту охватил дух борьбы. Она отважилась поймать супруга за руку на месте преступления и дала себе слово проникнуть тайно на сборище николаитов. И теперь она была озабочена одним: узнать, когда состоится их вакханалия. Встретив Климента, приняв его благословение и выслушав для учтивости его жалобу на дорожные мытарства, Берта подождала императора и покинула дворец.

Вернувшись в свой замок, Берта позвала камергера графа Любера и поручила ему узнать всё, что касалось ордена николаитов.

— Скажу, для чего мне это нужно. Я хочу тайно побывать на их ассамблее. Потому запомни, граф: никто, кроме нас с тобой, не должен знать о моей затее.

Благородного вида голубоглазый блондин, граф Любер, боготворил императрицу за её душевность, доброту и миротворие, заверил:

— Жизни не пожалею, но исполню так, как повелеваете, государыня.

Дня через три он доложил Берте:

— Ваше величество, я всё выведал и знаю, как проникнуть на ассамблею николаитов. Но наберитесь терпения. Они облюбовали замок графа Манфреда, и там идёт ремонт. Соберутся николаиты только через две недели.

— Спасибо, граф. Нашего терпения не занимать, — ответила Берта. — Надеюсь, ты отведёшь меня туда.

Граф Любер был озадачен: одно дело отдать свою жизнь за государыню, которую любил и которой был предан, и совсем другое дело отвести её на шабаш николаитов, размышлял он. Ведь если её там узнают, чем обернётся её появление, даже Всевышнему неведомо.

— Государыня, повелите меня казнить, но я не поведу вас к николаитам. Это грозит опасностью.

— Ну полно, Любер! Я же императрица. Разве у кого поднимется рука на свою государыню?

— Поднимется, матушка, поднимется. У них нет ничего святого. И поверьте мне: я узнаю всё, что вас интересует. Я всё узнаю, — убеждал Берту граф Любер. И как ликовала его душа, когда он любовался её нежным, белым лицом северянки, когда ловил на себе взгляд её голубых глаз. И вот она собирается в логово сатанитов, а он не может её остановить. Он же знал, что всех, кто проникал к ним, они предавали смерти. Так было и сто, и двести лет назад, так повелось со времён иерусалимского дьякона Николая, основавшего сатанинскую секту. Но все попытки графа остановить императрицу оказались тщетными.

— Я дорожу твоей самоотверженностью, граф. Ты доказал это не один раз. Но не настаивай, не отговаривай. Я пойду в логово, ибо ж ты не увидишь там того, что должно увидеть мне.

И граф Любер смирился. Ему оставалось тешить себя надеждами на то, что императрицу не посмеют подвергнуть позору, как это сделал император с сестрой. Две недели для графа пролетели так же быстро, как пролегает короткий декабрьский день. Императрице они показались за вечность. В минувшие дни она много думала. Иной раз в ней пробуждалась дерзкая решимость: встать во главе легиона воинов северян, ворваться на сборище николаитов, всех арестовать и судить принародно. Она бы так и поступила, если бы получила благословение папы римского. Ан нет, знала она, что антипапа Климент III подобного благословения не даст. Секта николаитов была под его крылом и опекой. Он знал о её существовании давно, знал, чем николаиты занимаются, но не предавал гласности их поведение, считая, что императору — Божьему помазаннику — такие вольности простительны. И потому императрица отказалась от мысли даже посоветоваться о николаитах с Климентом.

Поздним пасмурным вечером Берта и Любер, закутавшись в чёрные плащи и спрятав лица под капюшонами, покинули замок Птицелова. Однако уходили они не одни: тайно их сопровождал человек, тенью скользящий следом. Они вышли из города, миновали разрушенные римские казармы и подошли к замку графа Манфреда. Ворота в крепостной стене замка ещё не были восстановлены, и путники без помех прошли на двор замка. Таясь за кустарниками, они пересекли двор, обошли замок и по короткой лестнице спустились в подвал. Граф взял Берту за руку и в полной темени повёл её по коридору.

Тем временем человек, который шёл следом за ними, скрылся за парадной дверью замка. В зале его ждал граф Манфред и, выслушав пришедшего, поспешил во внутренние покои замка. И когда граф Любер ввёл императрицу в большое помещение и почти миновал его, перед ними распахнулись двери и с факелами в руках, с обнажёнными мечами в помещение вбежали три воина. Граф Любер не дрогнул. Он выхватил свой меч и прикрыл спиною императрицу.

— Стойте! не подходить! Я зарублю каждого, кто приблизится!

— Мы знаем, ты отважен! — послышалось в ответ.

И воины напали на графа. Он защищался умело и даже потеснил воинов и успел крикнуть:

— Государыня, уходите!

Большего он сделать для неё не успел. Вбежал четвёртый воин — это был граф Манфред — и длинным выпадом пронзил Любера в левый бок.

Императрица вскрикнула от ужаса, охватившего её, но что-то обрушилось ей на голову, и она упала, потеряв сознание. Могучий граф Манфред склонился к ней, поднял на плечо и скрылся в подземном коридоре. Другие воины взяли графа Любера за ноги и за руки и понесли тем путём, каким граф проник в замок.

Императрица Берта пришла в себя после случившегося на седьмой день. Открыв глаза, она долго блуждала ими по стенам покоя, по потолку, пытаясь понять, почему она не в своей опочивальне. В покое никого не было. Она подумала, что надо бы кого-то позвать, но побуждение погасло, потому как она попыталась понять, что с нею произошло. Но и это ей не удалось. Она вспомнила лишь нечто очень далёкое — роды первенца сына, которого не сумели сберечь. Берта не помнила даже того, что она императрица. Так она и лежала беспомощная, пока не распахнулись двери и в покой не вошла пожилая женщина. Это была её придворная дама, баронесса Элизабет, которую Берта не узнала.

Однако Элизабет, увидев, что императрица смотрит на неё, запричитала, засуетилась.

— Матушка государыня, наконец-то вы ожили. Мы уже потеряли всякие надежды, а какие страсти пережили...

— Кто ты? Как тебя звать? — спросила Берта.

— Господи, да я же Элизабет, я кастелянша.

Императрица смотрела на неё пустыми и чужими глазами. Баронесса испугалась. Она выбежала из покоя и вскоре вернулась с лейб-медиком маркизом Вальраамом. Берта и его не узнала.

— Кто вы? — спросила она.

Лейб-медик понял, что с императрицей произошло непоправимое несчастье — потеря памяти. Он знал, что нет никаких лекарств, которые помогли бы вернуть ей память. Только время, только заботливый уход и долгие беседы о прожитом могли восстановить минувшее, вспомнить имена тех, кто окружал её, вспомнить среду обитания.

К вечеру вместе с маркизом Вальраамом в спальню пришёл архиепископ Гартвиг, один из самых преданных священнослужителей Саксонского графского дома. Но Берта и его не узнала. Гартвиг сказал лейб-медику: