— Нет, — твёрдо произнёс Фредерико.
— Хм, — граф скривил рот в усмешке, — то есть ты наивно предполагаешь, что мы его не сможем отнять силой?
Фредерико лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Он не знал, что писала Елизавета в своём письме. Во время прошлой встречи граф прочёл письмо и отдал его обратно. Что-то подсказывало Фредерико — на сей раз письмо не отдадут.
— А письма нет, — выпалил он, не отводя взгляд в сторону, — мне велели передать барону лично, чтобы он более не докучал принцессе. Письма нет, — уверенно повторил он.
— Слезай с коня! — скомандовал граф. — Обыщите его! — приказал он своим приспешникам.
Сопротивляться Фредерико не стал. Он неспешно слез с лошади и скинул меховой плащ, перекинув его через руку.
Граф медлил.
— Мы доедем до ближайшего постоялого двора. Там перетряхнём твою одежду, — наконец решил он, — поехали, — и он пришпорил коня, возглавив их небольшую процессию.
За графом ехал Фредерико, за ним следовали два других мужчины. В душе Фредерико похвалил себя за принятые предосторожности: с тех пор как граф начал подсовывать ему свои собственные письма, настоящие он прятал в подошву ботинок.
На постоялом дворе никого, кроме них, не оказалось: погода стояла плохая, осень переходила в холодную, слякотную зиму, и мало кто проявлял жгучее желание путешествовать по Англии в такое время. Хозяин предложил им любые комнаты на выбор и пообещал вскоре приготовить для гостей сытный ужин. В комнату Фредерико вошли все четверо.
— Раздевайся, — отдал очередное распоряжение де Вилар, — перетряхните всю его одежду и мешок, — обратился он к слугам.
Очень быстро Фредерико вернули всю одежду, не обнаружив ничего, что напоминало бы письмо. Он, не стесняясь, одевался и ловил завистливые взгляды пялившихся на него мужчин: фигура по-прежнему была у Фредерико отличной, без единого намёка на лишний вес или дряблость кожи.
— Ладно, — граф посмотрел в сторону, — ты не соврал, и это меня радует. Повтори слово в слово, что тебе велели передать Сеймуру.
— Велели передать, чтобы больше не беспокоил. Он уже два письма прислал принцессе. Не долго горевал из-за смерти жены, — Фредерико не удержался и добавил два последних предложения от себя.
— Нам нужно, чтобы они общались, — пробормотал граф, — зачем же не беспокоил? Пусть беспокоит. Так, завтра получишь письмо. Я подумаю пока, как лучше написать. Встретимся за ужином.
Комната опустела. Фредерико с благодарностью вспомнил Лиона, который научил его прятать послания в башмаках. Можно было прятать в каблук, можно в подошву — тут уж как получится. В подошву было немного проще, да и места побольше: письмо не так сильно мялось. Хотя тут уж не до красоты...
Ужинать Фредерико хотел сесть отдельно, но граф заставил его пересесть к нему за стол. Он налил испанцу вина и похлопал по плечу:
— Пей. Яда там нет. Я проверил, — де Вилар засмеялся собственной шутке, — ты, Фредерико, не очень умён. В этом твоя беда. Генрих мог пожаловать тебе грамоту. Ты стал эсквайром и получил землю. Но от того, как известно, ума не прибавляется. Всё же хочу надеяться, что мысли о мести ты выбросил из своей беспутной головы. Давай за это и выпьем, — он поднял кубок, — за дружбу, — узкие губы графа растянулись в улыбке, походившей на острое лезвие ножа.
— За дружбу, — повторил Фредерико. «Коли умру, так быстрее встречусь на том свете с Матильдой», — подумал он и смело осушил кубок до дна.
На следующий день, рано утром, ему принесли письмо, написанное графом. Фредерико привычно распечатал бумагу.
— М-да, — произнёс он, — граф не сильно постарался. Елизавета пишет куда красивее. Впрочем, до адресата это великое произведение всё равно не дойдёт.
Сжечь письмо Фредерико решил после посещения Сеймура. А то вдруг де Вилару придёт в голову по пути проверить, в сохранности ли оно. Он вышел на улицу и вдохнул свежий зимний воздух.
— Похолодало, — отметил он, — но оно и к лучшему.
И вправду, на небе сияло яркое солнце, обещая путнику ясную погоду на день вперёд. Было безветренно. Птицы не пели свои песни, и вся земля, казалось, застыла в ожидании перемен. Фредерико вскочил на лошадь и пустился в путь.
3
Сеймур задумался. Елизавета просила его больше не писать.
— Разлюбила? Вряд ли, — самонадеянно подумал он, посмотрев в потолок, — хочет показать, что равнодушна, а на деле любит, как и любила раньше. Женщина — создание несложное, хоть и принцесса. Пока её посыльный ещё здесь, напишу очередное пылкое письмо. Бэт нравятся древние философы. Надо найти что-то на латыни, — Томас позвонил в колокольчик, вызывая слугу, — пусть придёт учитель Джейн, — велел он.
Учитель появился через несколько минут, оставив ученицу продолжать читать в одиночестве.
— Найди мне красивую фразу про любовь. Желательно на латыни и на греческом.
— Французский не подойдёт? — уточнил учитель, у которого любовь всё-таки в первую очередь выражалась на языке варваров, живущих по ту сторону пролива.
— Нет, — отрезал Сеймур, не вдаваясь в объяснения.
К вечеру он получил цитату, вписал её в письмо, в котором вновь рассыпался цветистыми признаниями в любви. «Не отвергайте меня, вы дороги моему сердцу, без вас жизнь теряет смысл», — так писал он, не особенно задумываясь над смыслом, привычно употребляя фразы, безотказно действующие на женщин. Затем вызвал Фредерико и передал письмо.
— На словах скажите, что я бледен, переживаю и плохо ем, — громко расхохотавшись, добавил барон, — что меня расстраивает её холодность. Ступайте!
На следующий день Фредерико двинулся в обратный путь, а Сеймур засобирался в Лондон. Ему сообщили, что брат выехал в сторону границы с Шотландией, — там вновь было неспокойно. Французы настойчиво пытались наводить свои порядки, взявшись не на шутку помогать шотландцам отвоёвывать приграничные земли у англичан. Люди, отправленные ранее герцогом Сомерсетом для улаживания сложившейся ситуации, не справлялись. Денег, тратившихся на содержание войск, требовалось всё больше. Теперь герцог решал проблемы лично, что было на руку его младшему брату.
Сеймур прибыл в Виндзор и сразу же пошёл к королю. Действовать надлежало быстро. Пока там Эдвард борется с непогодой, шотландцами, французами и собственными воинами, Томас окончательно сможет убедить короля лишить герцога власти.
— Ваше величество! — барон несколько раз поклонился, как и положено верному вассалу короля. — Могу ли я рассчитывать на вашу милость, на ваше снисходительное ко мне отношение? Позволите ли вы беседовать с вами о делах, не терпящих отлагательства? — говорить Сеймур умел не только о любви. И то, что юный король падок на лесть, понял сразу.
— Говорите, — Эдуард махнул в сторону барона белоснежным платком и сразу же приложил его ко рту, начав кашлять. От Сеймура не укрылась ни бледность короля, ни потухший взгляд, ни болезненная худоба, которую не могла скрыть никакая мантия.