Аквитанская львица - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Агалаков cтр.№ 64

Конрад ударил плоскостью меча по крупу коня своего врага, и жеребец метнулся в сторону застывших сарацин. Королевский меч, найдя самое незащищенное место — талию противника, только что расчленил надвое славного витязя ал Багури. Это был смертоносный удар палача! Конь с окровавленным обрубком несся в сторону Дамаска, а тяжеловооруженная конница немцев и франков уже приближалась железным потоком к императору-победителю.

Страшноватая и веселая одновременно картина открылась рыцарям — верхняя часть витязя, распростерши руки, лежала в песке. Сколько же требухи вылезло из нее! Точно в колбасном цеху, где полосуют свиней, расползались кишки, вывалилась краем печень, а с ней и легкие. А сколько крови вышло в горячий песок, который пожирал ее! Ощерился рот расчлененного надвое сарацина. Пустые глаза, еще недавно так зло блестевшие, мертво смотрели в жаркое небо Азии и в редкие, проплывающие над столицей Дамасского царства облака.

Императора окружили плотным кольцом.

— Славная битва! — вырвалось у подлетевшего на боевом коне Людовика. — И каков удар, император! Я восхищен! — Он, как и все другие, с улыбкой рассматривал обрубок человека. — Скотобойня, да и только!

— Славный меч и славная битва! — согласился Конрад. Он был доволен боем, да и кто бы на его месте остался разочарован? — Эй! — бросил он своим оруженосцам, — поднимите этот ятаган, он достался мне в честном бою!

С двуручного меча императора Конрада тоже капала кровь и уходила в песок. Только тут заметили, что император ранен, и засуетились вокруг него, но он все еще не хотел покидать место битвы и смотрел в пустое лицо ополовиненного мертвого врага.

Большинство франков и немцев, потоком пролетевшие мимо императора и обогнувшие его и свиту, пустились преследовать сарацин и быстро загнали их в город.

Те более не помышляли о битве в открытом поле. Но первый этап битвы за Дамаск оказался куда более сложным, чем предполагали европейские вожди, — в зеленых пригородных садах полегло немало крестоносцев! И все же победа христианского оружия вдохнула надежду в сердце франков и немцев, и все грезили скорым поражением противника.

Дамаск был немедленно окружен с одной стороны. Теперь, утолив жажду из реки Барради, наравне с родниками питавшей город, и вдоволь отведав плодов, надо было, не теряя времени, приступать к штурму города.

Немедленно разбили шатер и, расставив походные табуреты вокруг стола, созвали военный совет. А чтобы он протекал в более приятной атмосфере, принесли вина и фруктов. Полководцы не разоблачились — все оставались в кольчужных панцирях, разве что сняли шлемы, кто-то стянул с головы кольчужный капюшон. Дело-то было на мази! Откинув плащи, государи-рыцари уселись на табуреты, с удовольствием опорожнили кубки и заговорили. Но, заговорив, неожиданно осознали, что между ними нет взаимопонимания. Потому как тут же встал вопрос, который по странной случайности не успели обсудить прежде: а кому, в сущности, будет принадлежать Дамаск?

— Я выставил две трети войска, благородные сеньоры, и думаю, что имею право претендовать на город, — сказал юный король Балдуин.

Он и прежде не сомневался, что Дамаск раздвинет границы его королевства. Но оказалось так, что благородные сеньоры, почуяв близкую добычу, решили иначе.

— Но меня не устраивает только роль полководца, — возразил Конрад Гогенштауфен. — Я потерял почти всю армию, но это не значит, что я сражаюсь из-за одной лишь ненависти к мусульманам!

Людовик тоже развел руками:

— И у меня осталось не более четверти рыцарей от тех, которых я привел в Святую землю! За что тогда дерусь я?

— Но, государь, и вы, ваше величество, — обратился юный Балдуин к обоим королям, — богатств Дамаска хватит на всех!

— Что до меня, то я тоже не согласен бросаться в полымя, не зная, что получу, ваше величество, — сказал юному Балдуину граф Тьерри Фландрский. — У меня сохранилось солдат больше, чем у других. Положить оставшуюся половину своих рыцарей лишь за то золото, которое ушло на организацию похода, я не согласен! Если мои рыцари будут проливать кровь, то лишь за землю!

Тут загалдели и другие бароны. Кто обрадовался бы сейчас подобному военному совету, так это князь Раймунд Антиохийский! Он просто хохотал бы до коликов, наблюдая за тем, как, подскочив из-за стола, роняя табуреты, короли, герцоги и графы тыкают друг в друга пальцами и перекрикивают собратьев по оружию, как они доходят до угроз немедленно увести из-под Дамаска свои войска и отправиться восвояси.

Прошел день, наступил вечер, утекла ночь и утро залило золотисто-розовым светом разгромленные сады и лагерь крестоносцев, а Дамаск так поделен и не был. Военный совет продолжился уже на второй день, и опять крестоносцы не пришли к единому мнению.

Только к вечеру что-то стало проясняться. Богатства были обещаны Конраду, Людовику и европейским баронам. Опустошенный город (а рыцари его представляли уже именно таким) доставался Тьерри Фландрскому, который решил обзавестись владениями на Востоке. Королю Иерусалима пообещали земли от границ его королевства до Дамаска, которые ему мало были нужны без столицы, а также помощь (что звучало весьма сомнительно) в долгожданном завоевании Египта. Надо сказать, этот спор охладил пыл юного короля Балдуина, который, будучи человеком с аппетитами, как и его заводила-мать, почему-то представлял своих гостей-крестоносцев старателями-бессребрениками.

И начался штурм Дамаска, который крестоносцы уже считали своим. Но они пришивали застежки к той шубе, которая пока еще была шкурой неубитого медведя. За время, пока они до хрипоты спорили на военном совете, с другой стороны к Дамаску подошло подкрепление и обоз с провиантом. И без того городу хватило бы еды на год, но подтянули еще — на черный день. И уже неслись гонцы от визиря Аюба во все концы мусульманского мира за помощью.

Слух о разногласиях быстро достиг Дамаска. В мощной крепости, в первый день еще трепетавшей от одного вида многотысячного войска крестоносцев, вздохнули чуть легче.

— Однажды ты будешь взрослым, сын мой, — говорил на крепостной стене, командующий дамасским гарнизоном визирь Аюб, — и тоже возглавишь армию. — Он погладил десятилетнего сына по щеке. — Помни же, Салах ад-Дин ^[14], ничто так не вредит делу веры, как алчность. Слава Аллаху, неверные жадны и безмерно глупы в своей жадности. Она погубит их рано или поздно…

Загорелый мальчик в белой одежде и высокой чалме внимательно слушал отца. В проеме бойницы он видел, как тысячи врагов подступают к городу, где служил его отец, как они спешат с лестницами, как подтягивают катапульты.

Но в городе уже было достаточно и кипятка, и кипящей смолы, и камней в тех же катапультах. Мощный гарнизон, возглавляемый мудрым командиром, и не собирался сдавать крепость.