Людовик был одним из тех, кто преследовал турок до последнего, пока на пути его отряда не выросли каменистые дороги, на которых исчезали последние сарацины.
— Ваше величество, вы ранены?! — когда они вернулись к Меандру, взволнованно спросил у него один из пажей.
На разгоряченных лошадях вассалы уже окружали молодого короля. Но тот лишь улыбнулся в ответ:
— Нет, мой друг, это кровь тех, кто не признает Спасителя нашим единственным Богом. Это кровь мерзких язычников. Передайте другим, чтобы не волновались за меня, — сегодня я счастлив!
Людовик Шестой Толстый мог бы гордиться своим сыном. Тот, кто желал стать монахом и петь до последних своих дней псалмы, на деле оказался воином. Упрямым, ловким, бесстрашным. А почему бы и нет? — Ведь в Людовике текла кровь настоящих бойцов, которые столетиями доказывали, что по праву существуют на этой земле. Его плащ был пропитан кровью так, точно его полоскали в ней, кровь врагов запеклась на шлеме и сапогах, кольчуге грозило заржаветь от такого обилия крови. С лезвия королевского меча стекала кровь десятков убитых им в этой схватке врагов.
И лицо его было покрыто кроваво-алыми подтеками и пятнами — счастливое, улыбающееся, молодое лицо…
Победа была абсолютной — даже сами французы не ожидали такого исхода дела. Восторг европейских рыцарей не знал границ. Тем более на фоне страшного поражения, нанесенного немецким крестоносцам.
Алиенора с восхищением смотрела на мужа, когда он, едва умыв лицо, предстал перед ней во главе своих рыцарей.
— Ты — неповторим, — тихо сказала она ему. — Ты — мой герой!
О лучшей похвале он и не мечтал. Несмотря на ее дерзость и независимость, он любил эту женщину и рассчитывал на ее любовь. Без которой жизнь на белом свете ему показалась бы неполной, унылой.
К вечеру, собрав оружие врагов, французы перешли через брод, сослуживший им добрую службу, на правый берег реки. Тут же, в долине Меандра, выставив сторожевые отряды, крестоносцы отметили свой триумф. На радостях они не жалели ни провианта, ни остатков греческого вина. В этот день победа казалась им решающей, главной, к которой они шли почти год, преодолев полмира.
4
Скоро стало известно, что большая часть турок, избежавших смерти, укрылась в городе Антиохетте. Штурмовать ее французы никогда бы не решились — горная крепость отныне обладала огромным гарнизоном. Атакующих встретили бы тысячи стрел и кипящая смола. Брать ее измором тоже было неприемлемо — наверняка провианта у мусульман было предостаточно.
Антиохетту обошли стороной. Великий караван франков, ощетинившихся мечами и копьями, отныне в любую минуту готовый к войне, вторгся в пределы Лаодикеи, но обнаружил пустынную, брошенную страну. Сам город тоже был пуст. Победа над турками принесла французам уверенность в собственных силах, но, увы, никак не способствовала пополнению армейского провианта. Все жители Лаодикеи, приведенные в ужас рассказами о кровавой бойне на берегу Меандра, не просто ушли в горы — они увели с собой скот и опустошили амбары. Принцип будет день — будет пища, не действовал. Людовику и его советникам становилось ясно: все мусульманские города, мимо которых поведут их дороги, встретят крестоносцев тем же — опустошением, голодом. Не говоря уже о неприветливых скалах и опасностях за каждым поворотом.
Выход был только один — как можно скорее, экономя провиант, пересечь скалистые горы и идти в греческую Анталию, откуда можно будет переправиться морем в Антиохию.
Греческие проводники из Эфеса сообщили, что караван крестоносцев и дружественную Анталию разделяет короткое расстояние, но главную опасность для такой массы всадников и обоза представляют Кадмские горы, где существуют узкие горные тропы над бездонными пропастями. Попасть на такой тропе в засаду означало бы погибнуть. Тем более что французские крестоносцы узнали недобрую весть. Ее принес маркграф Одоакр Штирийский, сподвижник императора Конрада. Одоакр был отправлен своим сюзереном другой дорогой, вдоль берега моря, по которой чуть позже двинулся и Людовик, и это помогло сохранить немцу небольшое войско. С одной армией сарацин, что полегла на берегах Меандра под мечами франков, Одоакр разминулся, но удача была недолгой. Узнав о катастрофе на берегах Меандра, иконийский султан спешно собрал новую армию и двинул ее навстречу христианам. И вот эта вторая армия султана и потрепала германца — многих соратников оставил Одоакр в этом голодном и враждебном краю.
— Эти чертовы горы — их верное логово! — допивая из кубка греческое вино, утирая бороду и усы, в палатке Людовика гневно проговорил Одоакр Штирийский. — Они знают здесь каждое ущелье, каждую расселину, любой уступ! Они умеют прятаться почище полевой мыши! Если бы они достались мне в открытом поле, я бы вырезал их всех до одного! Но они нападают исподтишка. Вам повезло, государь, что вы встретились с ними лицом к лицу. Но берегитесь этих подлых тварей, когда окажетесь на горной тропе!
— Благодарю вас, герцог, — разглядывая через открытый полог шатра, бурлящий лагерь, ответил Людовик. — Приму ваш совет к сведению.
Он думал, что франки расправились с турками, — оказалось, нет. Маркграф Одоакр Штирийский вскоре отбыл со своим войском в обратном направлении: узнав о поражении Конрада, ему не терпелось увидеться со своим королем и объединить оставшиеся силы для нового похода в Святую землю.
Людовик же немедленно собрал военный совет.
— Султан более не будет так опрометчив, — на совете проговорил великий сенешаль тамплиеров Эврар де Бар. — Он понял, что в открытом бою нас ему не победить. Ясно и другое: султан приложит все усилия к тому, чтобы не пустить нас в Анталию. Объединившись с рыцарями Святой земли, мы будем непобедимы. Он попытается устроить нам засаду, какую устроили турки королю германцев Конраду, а теперь еще и маркграфу Штирийскому.
— Мы должны идти медленно и быть предельно осторожными, — согласился с ним тридцатипятилетний Жоффруа Анжуйский, прозванный Красивым, один из самых могущественных феодалов Людовика Седьмого. — Мы должны знать каждую тропу, знать, куда она ведет…
— Что же нам теперь, ползти по-черепашьи? — перебив его, воскликнул брат короля Роберт, граф Першский. — Это не годится! Тем более мы все передохнем с голоду!
После атаки на Меандре кровь триумфатора все еще бурлила в жилах. Ему не хотелось медлить — только стремительно и победоносно рваться вперед.
Брата короля поддержал и аквитанец Жоффруа де Ранкон, давний ухажер Алиеноры:
— Нам осталось сделать один шаг — и мы на побережье! — В битве на Меандре он шел вторым эшелоном и теперь ему хотелось быть в первом ряду. — Давайте же не будем медлить! Я готов идти первым несколько дней кряду, не вкладывая меча в ножны, лишь бы идти быстро!
На военном совете, у подножия Кадмских гор, постановили разделить караван на три части. В авангарде, где преобладали аквитанцы, шла ударная часть войска — и тут командиром вызвался быть Жоффруа де Ранкон. Король поддержал его рвение. На берегах Меандра южанам не удалось отличиться, как следует, большая их часть охраняла прекрасных дам, и тут они вызвались в случае надобности первыми броситься в бой. Среднюю часть, куда входил весь караван женщин с их дворцами на колесах, а также простые паломники, взял под свою опеку Людовик. «Я не хочу полагаться ни на кого, когда речь зайдет о твоей жизни», — накануне сказал он Алиеноре, когда она, в походном шатре, ночью, с охотой отвечала на его ласки. С этой частью армии шли лучшие рыцари королевства и пехота. Арьергард возглавлял Эврар де Бар. За ним следовали его немногословные бородатые тамплиеры с алыми крестами на белых плащах и головами, плотно покрытыми тесными кольчужными капюшонами, а также другие опытные рыцари, полностью подчиненные великому сенешалю ордена. Больше всего Людовик опасался удара со спины и потому поручил защиту тыла самым надежным и выдержанным воинам.