Лабиринт Ворона - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Солнцева cтр.№ 11

– Ясно, что в зале. Сидела за столиком, как и все. Рядом с Тетериным… покойным… Только поближе к сцене. Я ужасно переживала за артистов, из-за того, как они выступят, как шеф отреагирует.

– Что вы называете сценой?

– Специальный помост, предназначенный для таких случаев. Иногда мы приглашаем на вечеринки музыкантов, и они там устанавливают свою аппаратуру, инструменты…

– Понятно. Донна Луна подошла к краю помоста, когда произносила те слова?

– Да, к самому краю, и встала как раз напротив Тетерина… То есть она сознательно его выбрала мишенью для… для колдовства!

– Гипноз – не колдовство. Если это был гипноз.

Смуглое лицо Долгушиной покрылось красными пятнами. Она отпрянула и с возмущением произнесла:

– Вы меня за идиотку принимаете? По-вашему, я тут комедию ломаю? Между прочим, Баба Яга отлично вошла в роль, она будто саму себя играла! У меня мороз по коже пошел, когда она затянула: «Смотри на меня неотрывно…» Между прочим, я посмотрела… Если хотите знать, я глаз не могла оторвать от ее черных зрачков! Маска сверкала, у меня слезы текли градом, а я все смотрела и смотрела… Как вы думаете, на меня ее ворожба тоже… могла подействовать?

– Но вы же до сих пор живы, – улыбнулась Астра. – Когда была вечеринка?

– Две недели назад… Мало ли что? На всех гипноз влияет по-разному… На одних сразу, на других позже…

Теперь она волновалась по-настоящему, Астра это почувствовала.

– Хорошо, я попробую отыскать эту Донну Луну. Но мои услуги стоят дорого.

Ей хотелось проверить, сколько денег готова истратить бухгалтерша фирмы «Маркон» на частное расследование. Судя по внешнему виду, она не богата. Хотя… внешний вид бывает обманчив.

– Я заплачу, – уверенно заявила смуглая дама. – Сколько скажете. У меня есть сбережения. Если я умру, деньги мне не понадобятся…

Москва. Август 1917 года

Ольшевский купил эти письма на Кузнецком у махонькой сгорбленной старушки. Его не заинтересовала шкатулка из темного дерева, похожая на сундучок, которую она держала в руках. Скользнул взглядом и отвернулся. Старушка робко тронула его за рукав.

– Возьмите, сударь… мне больше нечего продавать…

Она казалась такой несчастной, неприкаянной, что он ощутил угрызения совести.

– Сколько? – спросил он, кивая на сундучок.

Старушка назвала сумму. Ольшевский прикинул, хватит ли на книги, и полез в карман. Хорошие манеры, как, впрочем, и многое другое, отошли в прошлое. Он был ученым, знал несколько языков, писал труды по германской филологии. Кому теперь все это нужно? Нынче все германское стало, мягко говоря, непопулярным. За одно упоминание об этих познаниях его запросто побить могут.

Затяжная война на Западном фронте обозлила людей. Сотни калек возвращались из госпиталей и просили милостыню на церковных папертях. Армия роптала… Народ, подстрекаемый революционерами, устраивал митинги и забастовки. Повсюду стало неспокойно. Из северной столицы приходили тревожные вести. Фабрики и заводы останавливались. Деньги обесценились, продовольствия не хватало… Участились грабежи и случаи разбойных нападений на граждан. Надвигалась тяжелая голодная зима. Никто не знал, что будет дальше…

– Спасибо, сударь, – прослезилась старушка, пряча деньги за пазуху поношенной кофты. – Дай вам Бог удачи!

В том, что она пожелала ему не здоровья, а удачи, чувствовалась всеобщая неуверенность в завтрашнем дне. Ольшевский не хотел брать сундучок.

– Не надо… оставьте себе…

– Что вы, что вы! Нельзя… Мне уж на тот свет пора, а они должны жить…

– Кто «они»?

– Письма…

– Ведь вам жаль с ними расставаться, – он отвел ее руки, сжимающие шкатулку. – А мне чужие письма ни к чему. Я просто рад помочь… Простите…

– Вы должны их взять, – настаивала она. – Я даже не знаю, кому они адресованы. Возможно, они найдут того, кому предназначались…

– Мне, право, неловко будет читать чужую переписку, – отнекивался он.

– Они развлекали меня долгими годами одиночества… они заслуживают внимания, поверьте!

В ее голосе прозвучали нотки мольбы, и он сдался:

– Хорошо, давайте.

Старушка просияла. Ольшевский готов был поклясться, что судьба писем волновала ее куда сильнее, чем собственная. Испытывая странное чувство вины перед ней, он поспешил скрыться в толпе. Держа сундучок под мышкой, он пробирался между торговцев. Нашел задешево нужные словари, и, довольный, вернулся домой, где его ждала работа.

– Надобно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума, – говорил его сосед, доктор Варгушев. – Вот я, старик, а добровольно хожу в больницу, пользую раненых. Хотя мог бы давно уехать к сестре в Крым. Она звала. У нее там морской воздух, персики, виноградник во дворе. Делал бы вино – и в ус бы не дул. Однако не то нынче время! Опасное! Подует вражий ветер, всех сметет… и нас с вами в том числе…

Что именно Варгушев подразумевал под «вражьим ветром», он не уточнял. Так он называл неведомую и грозную силу, которая клокотала не только на фронте, в жестоких кровопролитных сражениях, но и в тылу. Император отрекся от престола. Вековые устои государства Российского вдруг поколебались, привычный порядок сменился хаосом. В Петрограде положение Временного правительства было шатким. Многие предусмотрительные люди переводили капиталы за границу, иные пустились прожигать жизнь, словно не видели впереди никакой перспективы. В среде интеллигенции царило брожение. У всех на устах было заветное и пугающее слово – «революция»…

– Вы бумажный червь, Ольшевский, – добродушно критиковал его доктор. – Скрипите пером, когда надо браться за оружие!

– Я не годен к военной службе… у меня слабые легкие…

– А вас никто не агитирует идти воевать. Но как вы собираетесь дать отпор в случае нападения грабителей? Давеча квартиру купца Филатьева, который верхний этаж снимает над нами, обчистили. Обобрали до нитки! Вы небось не слышали?

– Меня дома не было. Я в библиотеку ходил…

– В библиотеку! – смешно выкатывал глаза Варгушев. – Вы чудак, ей-богу! Не от мира сего. Вокруг земля горит, а он по библиотекам шастает. Неужто библиотеки еще открыты?

– Представьте, да! Не все… – справедливости ради добавил Ольшевский. – Я свой труд хочу закончить.

Доктор хрипло смеялся, его смех был похож на кашель.

– Не обижайтесь, милый вы мой, – вытирая выступившие слезы, извинялся он. – Вы правильно делаете. Лучше не думать о том, что творится на улицах. Армию объявили свободной, преступников выпустили из тюрем… город наводнен дезертирами и уголовниками. Они, между прочим, вооружены… Мне-то бояться нечего, я свое пожил. А что будет со всеми вами?..