– Что ты делаешь? – она ухватилась за прутья решетки, прижалась к ним лицом. В ее расширенных глазах плескалось отчаяние и страх.
– Пытаюсь сохранить тебе жизнь.
Немного согнув прут о колено, Эйхард просунул его, скрепляя между собой передвижную часть решетки и ту, что была вделана в стену, и перекрутил, словно завязывая его концы в узел. От напряжения на его предплечьях вздулись толстые вены и несколько плохо заживших шрамов на спине и груди лопнули. По лицу потекли струйки пота. Но Лирин видела только железный прут толщиной с палец в его руках, который Эйхард согнул так ловко, словно всю жизнь только этим и занимался. Ошарашенная, она не нашлась, что сказать, и только молча смотрела, как он уходит по коридору вслед за товарищами.
Один из них отделился от общей колонны и бросился на решетку, заставив девушку вскрикнуть и отшатнуться.
Она узнала горящие злобой глаза Эрсава. Он попробовал конструкцию на прочность и процедил:
– Думаешь, это тебе поможет? Сегодня я вспорю брюхо твоему ублюдку и приду за тобой. Ты сама будешь меня умолять, чтобы я тебя взял.
Ворота шаграна с треском захлопнулись за последним из танов. Но, вопреки ожиданию, Лирин не осталась сидеть в полной темноте. Наоборот, в коридоре остался странный рассеянный свет, падавший откуда-то сверху.
Снова подойдя к решетке, девушка подняла голову. В потолке коридора через равные расстояния виднелись отверстия, защищенные железной сеткой, вделанной в камень. И сквозь эту сетку проникали еще слабые солнечные лучи.
Несколько минут Лирин стояла, вглядываясь в кусочек неба, который светлел на глазах. С улицы доносились озлобленные голоса танов, стук глиняных мисок и грубый смех аскаров. Девушка не могла видеть, что там происходит, но когда слабый ветерок донес запах слегка подгоревшей каши, ее желудок болезненно сжался, а рот наполнился тягучей слюной.
Она не ела со вчерашнего дня.
Губы растянулись в невеселой усмешке.
Как изменчива жизнь. Еще недавно она наслаждалась самыми изысканными блюдами и напитками, с ужасом пытаясь забыть те времена, когда питалась объедками со стола нхира Марха и его постояльцев. А сейчас готова полжизни отдать за миску простой подгоревшей каши, которую, судя по звукам, даже таны есть не хотят.
Вернувшись к койке, Лирин с ногами забралась на нее, сжалась в комок, подтянув колени к подбородку, обхватила их руками и замерла. Только сейчас, когда Эйхард ушел вместе со всеми, она вдруг осознала, что он может и не вернуться. Он может погибнуть на тренировке. Проиграть. И тогда она застрянет здесь навсегда. Станет игрушкой для этих дикарей, в которых не осталось ничего человеческого: ни сострадания, ни милосердия.
И никто не заступится. Никто не придет спасать. Мелек все просчитала. Женщина, влюбившаяся в раба, достойна самой жестокой кары. Если ее не убьют в шагране, то убьет сама жрица. Выхода нет.
Лирин обреченно закрыла глаза. По щекам заструились слезы. Ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать.
***
– Госпожа… госпожа…
Вздрогнув, девушка обвела вокруг себя мутным взглядом.
Ожидание слишком затянулось, а голод усилился настолько, что Лирин стала плохо соображать. Ей показалось, что кто-то ее зовет, но зов этот был такой тихий и невнятный, что вполне мог оказаться игрой воображения.
– Госпожа! Госпожа! Вы здесь?.. Где вы?..
Громкий шепот доносился из коридора, который сейчас был освещен ярким полуденным солнцем, проникавшим сквозь отверстия в потолке.
На этот раз ошибки быть не могло. Кто-то звал, и голос, пусть и слегка искаженный, был очень знаком.
Лирин подняла голову. В глазах слегка потемнело. Ну, нет, падать в обморок – непозволительная роскошь в ее положении. Пару минут она сидела, не шевелясь, пытаясь вернуть ясность сознания, потом осторожно спустила ноги на грязный каменный пол.
– Кто там? – отозвалась настороженным шепотом, с опаской приближаясь к решетке.
– Слава Бенгет! Госпожа, вы живы! Это я, Лирт, – в голосе мальчишки послышалось облегчение.
– Лирт?! – Лирин вцепилась в решетку. Прильнув лицом к ржавым прутьям, она зашарила взглядом по коридору, ища своего раба, но никого не увидела. – Где ты?
– Тут, госпожа. Сверху.
Она подняла глаза к потолку. Действительно, в одной из решеток, закрывая часть неба, маячило знакомое мальчишеское лицо. Чумазое и покрытое царапинами, с запекшейся кровью на подбородке и заплывшим глазом. Но, вместе с тем, имевшее весьма довольный вид.
– Вы можете выбраться оттуда? – цепкий взгляд мальчишки ухватился за импровизированный запор на решетке камеры.
Лирин подергала за решетку, хотя понимала, что это бессмысленный жест.
– Нет, – она пожала плечами. – Тот, кто меня тут запер, хорошо постарался. А ты? Как ты сюда пробрался?
– Я бы не смог. Мне помогли.
– Кто?
– Эйхард. Он узнал меня и показал, как залезть сюда так, чтобы охранники не заметили. Вот, он просил вам передать… – мальчик просунул сквозь сетку тонкую руку с зажатой в кулаке лепешкой и, хорошенько прицелившись, метнул как можно ближе решетке, за которой стояла Лирин.
Лепешка упала в пыль в шаге от девушки. Та голодным взглядом уставилась на нее. Где-то она уже это видела. Где-то, в прошлой жизни, ей уже приходилось это переживать. Есть хлеб, который бросали ей под ноги, точно собаке.
– Простите, госпожа, но больше ничего нет, – словно оправдываясь, пролепетал мальчик.
– Ничего, – медленно проговорила Лирин, опускаясь на корточки и по-прежнему не сводя глаз с куска печеного теста, – это не твоя вина.
Закусив губу, всеми силами стараясь остановить слезы, которые собирались вот-вот хлынуть из глаз, она встала на колени и, протянув руку между прутьями решетки, попробовала дотянуться до лепешки.
Дотянулась. Почти. Коснулась кончиком пальца и едва не разрыдалась от досады. Пришлось лечь плашмя, вжаться щекой в грязный пол, вывернуть руку так, что железный прут до боли вжался в плечо…
Неужели этот кусок грязной лепешки стоил подобного унижения?
Лирин не хотела сейчас думать об этом. Она твердила себе, что ей нужны силы, если она хочет выбраться из этой тюрьмы. Ей нужны силы, чтобы сопротивляться, когда вечером с тренировок вернутся таны, и не известно, вернется ли с ними Эйхард.
И снова, стоило лишь вспомнить о левантийце, как сердце защемило от боли. Пальцы судорожно сжались, стискивая и кроша рабский хлеб. На глаза навернулись слезы.
Нет, не сейчас. Только не перед Лиртом. Он не должен видеть ее в слезах, ведь она все еще его госпожа.
– Госпожа Эсмиль? – мальчик осторожно переместился, пытаясь разглядеть, что происходит внизу. – Как вы?
Лирин сжала зубы.