– Это один из его мечей, – вполголоса промолвил ирландец.
Мой сын подошел посмотреть, потом извлек Клюв Ворона, на клинке которого было выгравировано то же самое слово.
– Это волшебное оружие, как пить дать, – проворчал Финан. – Господи, ты просто счастливец, что уцелел после встречи с ним!
Я повертел клинок Ульфберта, любуясь, как свет отражается от полированной стали. Это было прекрасное, совершенное орудие убийства, и единственным излишеством были накладки из слоновой кости на рукояти. На минуту я задумался, не поменять ли Вздох Змея на этого гибкого убийцу, но отбросил идею. Вздох Змея славно служил мне, и отречься от него означает искушать богов. И все же соблазн был. Я провел пальцем по кромке, ощутил зарубки, оставленные в битве, потом коснулся острия, тонкого, как кончик иглы.
– Это тот самый меч? – спросила меня Эдит.
– Да.
– Дай мне, – потребовала она.
– Зачем?
Женщина взглянула холодно, словно вдруг возненавидела меня:
– Этот меч должен исцелить тебя, господин.
– Тебе это известно?
– А зачем еще мы пришли сюда? – отрезала Эдит. Я промолчал, и она протянула руку. – Дай мне меч, – повторила она, но я еще колебался. – Я знаю, что делать.
– Что? – удивился я. – Что знаешь?
– Как исцелить тебя.
Я посмотрел на Ледяную Злость. Я так нуждался в ней, пересек половину Британии, чтобы найти ее, но даже понятия не имел, как обладание мечом способно помочь мне. Мне казалось, клинок следует приложить к ране, но то были лишь фантазии. Я не знал, что делать, а боль никуда не исчезала, и я устал от нее, устал чувствовать слабость, устал от близкого соседства смерти. И поэтому перевернул клинок и протянул его рукоятью вперед Эдит.
Та слабо улыбнулась. Мои люди наблюдали за нами. Берг перестал рыться в оружии и глазел на нас, удивляясь странным вещам, которые творятся на этом залитом кровью морском берегу.
– Прислонись к кораблю, – приказала Эдит, и я ей подчинился.
Я повернулся спиной к носу корабля Рогнвальда и прислонился к доскам обшивки.
– А теперь, господин, открой рану, – велела женщина.
Я расстегнул пояс и задрал рубаху. Сын поморщился, увидев рану, – та снова сочилась кровавым гноем. Вопреки дыму, морю, запаху смерти и крепнущему ветру я чувствовал этот смрад.
Эдит закрыла глаза.
– Этот меч почти убил тебя, – произнесла она тихим, гортанным голосом. – Теперь его лезвие излечит тебя.
Она распахнула глаза, лицо ее исказила вдруг гримаса ненависти, и, прежде чем Финан или кто-то из моих воинов успел ее остановить, нанесла укол.
Глава десятая
Боль походила на молнию: внезапная, яркая, ошеломляющая. Она била вспышками. Я охнул, прижался к носу драккара и увидел, как Финан пытается схватить Эдит за руку, но та уже выдернула меч. И теперь с ужасом смотрела на рану.
Едва лезвие вышло из тела, пришел смрад. Жуткий смрад. Я чувствовал, как жидкость течет из моих ребер.
– Это зло выходит из него, – выдохнула Эдит.
Финан держал ее руку, но таращился на меня.
– Господи! – простонал он.
Когда Эдит ударила меня, я немного наклонился и теперь видел, как смесь крови и гноя извергается из свежей раны. Много крови и много гноя. Жидкость пузырилась, булькала, сочилась, и, по мере того как эта гадость выходила, становилось легче. Я в изумлении смотрел на Эдит, потому что боль истекала из меня, исчезала прочь.
– Нам нужны мед и паутина, – потребовала женщина. Она хмуро глянула на клинок, словно не зная, что делать с ним дальше.
– Берг! – воскликнул я. – Забери меч.
– Ее меч, господин?
– Тебе ведь нужен меч, а этот хорош, насколько я наслышан. – Я распрямился и не ощутил боли. Согнулся опять, и снова ничего. – Паутина и мед, значит?
– Мне бы додуматься захватить их, – пробормотала Эдит.
Бок как-то тупо ныл, но и только. Я нажал на ребро прямо над раной и – о чудо! – не скорчился в агонии.
– Что ты сделала?
Женщина слегка нахмурилась, словно не знала, что сказать.
– Внутри тебя гнездилось зло, господин, – медленно проговорила она. – Его нужно было выпустить наружу.
– Тогда почему нельзя было использовать любой меч?
– Потому что именно этот меч породил зло, разумеется. – Эдит посмотрела на Ледяную Злость. – Моя мать хотела найти клинок, ранивший моего отца, но не смогла.
Она вздрогнула и протянула меч Бергу.
Мед нашелся на борту корабля Рогнвальда. Вождь загрузил судно провизией: соленой рыбой, хлебом, элем, сыром, бочками с кониной. Он предпочел забить лошадей, лишь бы не оставлять их. Нашлись и два горшка с медом. С паутиной пришлось труднее, но мой сын обратил внимание на вытащенную на берег в конце пляжа рыбачью лодку.
– Выглядит заброшенной, – заметил Утред. – Так что пауков там должно быть полным-полно.
Он отправился туда, а Гербрухт и Фолькбальд решили осмотреть уцелевшие от пожара дома.
– Принесите побольше! – крикнула им вслед Эдит. – Мне нужна целая пригоршня паутины!
– Не люблю пауков! – простонал Гербрухт.
– Невкусные, что ли? – осведомился я.
Он кивнул:
– Хрустят и горчат, господин.
Я рассмеялся и не ощутил боли. Топнул ногой и не ощутил боли. Вытянулся во весь рост и не ощутил боли, рана только тупо ныла и воняла.
– Это чудо! – Я ухмыльнулся Финану. – Боли нет!
Ирландец улыбался:
– Молюсь, чтобы так оно и оставалось, господин!
– Она прошла! – воскликнул я, выхватил Вздох Змея и с широкого размаха рубанул по корпусу корабля.
Боли не было. Я повторил удар, потом еще снова, и ни следа агонии. Я загнал клинок в ножны, отстегнул с пояса кошель и целиком вручил его Эдит.
– Твое, – сказал я.
– Господин! – Она таращилась на золото в тяжелом кошеле. – Нет, господин…
– Бери! – велел я.
– Не возьму, потому что…
– Бери!
Я улыбнулся сыну, спешащему назад от покинутой лодки:
– Нашел паутину?
– Нет. Зато нашел вот это. – Утред протянул мне распятие.
Жалкая была вещица – и крест, и жертва на нем оба были вырезаны из бука и так пострадали от погоды и времени, что тело стало гладким и белесым. Одна половинка перекладины отсутствовала, поэтому рука Христа висела в пустоте. В верхнем и нижнем концах вертикального ствола виднелись две ржавые дырки из-под гвоздей.