– Дам. Но после. – Он увидел, как загорелись глаза у мужика.
– Начальник, ты – человек! В тюрьму ведь мне теперича садиться. А вся жизнь моя и так уж тюрьма! Говорят: спалил здание, не соблюл технику безопасности. Так ить, трупов-то нет! То исть, все они уж и так были трупы. Ну, сгорели. Так ить, хоронить проще. Всякий там марафет не надоть наводить, а оно больших тыщ стоит. Нет, чтоб родственничкам спасибо-то сказать Матвею Моськину, а они с наездом!
– Значит, ты напился и уснул. Так? Отвечай!
– Не совсем. То исть, да, принял малость. Для храбрости. Кажную ночь так делаю. Так ить, охота кому трупы-то охранять? Нет желающих, окромя Матвея Моськина. Больницу охраняю, заодно и морг. А ночую у покойничков. Мне товарищ главврач для стимула завсегда спирту оставляет. Тоже – человек!
– Значит, ты выпил. И что? Кто-то к тебе пришел?
– Я ж говорю: Сатана! Отдай мне, говорит, убиенную душу.
– Ты что, до глюков допился?
– Не-а… А может, и так.
– И что предложил тебе Сатана за убиенную душу?
– Литр.
– Душу взял?
– Взял.
– Женскую, мужскую?
– Жен… скую.
– За каким же чертом… То есть, как получилось, что морг сгорел?
– Начальник, не помню. Вот те крест! Видел только: выносит. Бабу. Молодую.
– Что за бред! Дальше?!
– Бес попутал. Я говорю: бери.
– За литр водки отдал труп? И что стал делать?
– П… пить, – икнул Москин. – Гляжу: а он ее туда-сюда таскает. Все места ей не сыщет. Так и мелькает перед глазами.
– Может, он тебе что-то подмешал в водку?
– Не-а… Может, и так. Не. Не может. Хорошая была водка. Начальник, для меня водка-то – деликатес. Я все больше самогон употребляю. Вот и вчерась…
– Как случилось, что морг сгорел? – нетерпеливо перебил Марат.
– Не знаю, гражданин следователь.
Матвей смотрел на него невинными глазами.
– Значит, где-то под утро ты слегка протрезвел и сообразил, что одного трупа недосчитаются? И решил спалить морг?
– Уснул я! Сам не знаю, как вышло! – упрямо сказал Матвей.
– Полил вокруг бензинчиком, и…
– Гражданин начальник, да чтоб я, Матвей Моськин, совершил такую пакость! – И сторож вновь ударил себя кулаком в грудь. – Они ж мне, как родные! Чтоб я их всех спалил, как в клематории! Ни в жизнь! А может, и спалил, – неожиданно добавил он. – Людям хотел приятное сделать. Люблю я людей.
– Какой он был?
– Кто?
– Мужик этот! Сатана!
– Черный.
– Негр?
– Зачем негр? – обиделся Моськин. – Разве дьявол может быть негром? Не-а… А может, и так.
– Значит, он был все-таки афроамериканец?
– Брюнет, – уверенно сказал сторож. И торжественно: – Но лицом светел и прекрасен.
– А с чего ты решил, что это дьявол?
– Дак, на кой ему мертвая баба, ежели он человек?
– Логично. И в самом деле: зачем ему труп Лены, если это Лена? А если Эля?
– Не понял?
– Послушай меня внимательно, Матвей. Вот я точно дьявол. И если ты кому-нибудь еще расскажешь эту историю… – Марат сжал кулак. – Ты меня понял?
– Не-а… А может быть, и так. Понял. Ты – не следователь.
– Именно. Я твой глюк. Сейчас я дам тебе денег. Много. Ты будешь пить без просыпу. Неделю. А потом я вернусь, и мы договорим.
Марат подумал вдруг, что сторож еще может ему понадобиться как свидетель. Если захочется прижать Рената Гусева. Ведь наверняка это он забрал из морга труп. «Лицом светел и прекрасен». Но зачем ему этот труп? Если только… Неужели криминал? Испугался вскрытия? Но почему тогда не оба трупа забрал? Или Моськин, начав пить водку, дальше уже ничего не помнит? Процесс пития поглотил внимание сторожа целиком. А морг сгорел.
– Матвей, ты где обычно пьешь? – миролюбиво спросил он. – При покойниках?
– Зачем при них? – обиделся Моськин. – Они ведь тоже люди! Зачем оскорблять… ик… светлую память. Николай Палыч кабинетик-то свой запирает, бумаги там важные, так я иду к санитаркам, где ведра-швабры ихние лежат.
– А покойницкую тебе оттуда видно?
– Коридор только. Да я и не смотрю. Сбегут они, что ль, покойники-то?
– Логично. Но когда мужик выносил труп, ты его видел?
– Не-а… А может, и так. Видел.
– Он один раз прошел?
– Кажись, два.
– И оба с трупами?
– Кажись, так. Мелькал туда-сюда.
– Значит, вынес оба. – Марат задумался. Но за каким чертом Ренат это сделал? Неужели же Лебедевых убили, и те, кто это сделал, испугались вскрытия? Но утром пропажу все равно бы обнаружили! – Может, это он и поджег морг? – догадался Марат. – Этот, как ты говоришь, сатана.
– Он, – уверенно кивнул Моськин. И обрадованно заговорил: – Точно, он!
– А чего они испугались?
– Кто?
– Это я сам с собой разговариваю. Не обращай внимания. Мужик был один?
– С бабой, – уверенно сказал Моськин.
– С какой бабой? – опешил Марат.
– С мертвой, – преданно посмотрел на него Матвей.
– Тьфу ты, черт!
– Вот и я про то же.
Марат понял одно: больше из Матвея ничего не вытрясти. Моськин был тогда пьян в стельку и мало что помнит. Впрочем, это уже не важно. Кто была погибшая женщина, Марат так и не узнал. И здесь не узнает. Есть только один способ установить истину: найти Элеонору.
Он достал из кармана крупную купюру и протянул ее Моськину:
– На.
– Начальник, это что ж, все мне?
– Тебе. Заслужил.
– Век не забуду!
Моськин тут же проворно вскочил и, надев у порога грязные резиновые сапоги, пулей вылетел из избы.
Когда Марат вышел во двор, сторожа уже и след простыл. Марат, криво усмехнувшись, покачал головой. Иметь дело с алкашами – одно удовольствие! Никто не поверит, если сторож будет рассказывать о раннем визите странного мужика и о том, что гость вдруг без всякой причины отвалил ему крупную сумму. Подумают, очередной глюк. Да и сам Моськин после того, как будет пить беспробудно несколько дней, вряд ли что-нибудь вспомнит.
Теперь Марату надо было как можно скорее ехать в Москву. Он вновь проголосовал на трассе. Двое мужиков на потрепанной «Ладе» охотно взяли попутчика. Они ехали из командировки и не прочь были подзаработать. Водитель на этот раз попался опытный, ехал быстро, и до столицы они долетели без проблем и за короткий срок.