Под маской скомороха - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 6

Увечный калика выступал под неблаговидным прозвищем Рожа, хотя на самом деле его звали Волчко. Он был еще тот жох, мастер на все руки. Несмотря на свой единственный глаз и левую руку-культяпку, он подмечал то, что для других было сокрыто, а уж какие штуки чародейные вытворял, куда там странствующим скоморохам. Да что там странствующим – княжеским! А уж они-то горазды на разные выдумки и чудеса.

Что касается слепцов, то одного из них – певца – звали Радята, а второго – сказителя – Шуйга. Люди они были вполне благообразные и приличные, ни в каких дурных делах не замешаны в отличие от Ратши, Спирки и Некраса Жилы, которые могли и к рукам прибрать то, что плохо лежит, и ослопом по башке оглоушить какого-нибудь богатея с увесистой мошной, полной серебра, а то и злата.

Судя по уставшим, запыленным и настороженным лицам калик перехожих, топали они издалека, без отдыха и чего-то опасались. И на то имелись объяснения: места на этом отрезке шляха были глухие, разбойные, и хотя нищая братия пользовалась привилегией неприкосновенности даже среди лихих людишек, кто мог поручиться, что не найдутся совсем уж бессовестные злодеи, которые позарятся на небогатый скарб ватаги? Ведь всем известно, что калик перехожих привечают даже бояре и богатые купцы, и щедро, не скупясь, одаривают.

В любой ватаге был неприкосновенный запас на черный день. Имелся он и у атамана Некраса Жилы. Обычно ватага избирала казначея, которому можно доверить кошель с деньгами, но Жила это правило поломал и хранил его в своей котомке. Только он мог распоряжаться всем нажитым и полученным в виде милостивого подаяния, из-за чего ватага не раз поднимала супротив своего атамана форменный бунт. Жила полностью оправдывал свое прозвище: был скуп до невозможности, прижимист и требовал отчет за каждую потраченную полушку ^[21].

И в этом был свой резон – ватага у атамана подобралась буйная. Даже с виду тихие и безобидные слепцы могли по пьяному делу сотворить что-нибудь непотребное – к примеру, при большом скоплении народа спеть песенку, в которой бояре и степенные купцы выглядели не лучшим образом. Она вполне могла сойти за подметное письмо с вражескими происками, облеченное в поэтическую форму, за что полагалась суровая кара. Калики были способны за один присест спустить в корчме все, что копилось месяцами. Временами на них словно что-то находило, и они пускались во все тяжкие. Поэтому Жила был суров и непреклонен, берег каждую денгу ^[22], и, как следствие, ватага никогда не голодала, хотя и не роскошествовала.

Что касается одежды, то в котомках калик перехожих хранилось и более-менее приличное, чистое платье. Без этого никак. Кто ж пустит грязных оборванцев в богатый дом? А калик приглашали не только зажиточные горожане, купцы или житьи люди ^[23], но и бояре. Ведь всем хочется послушать былину о житие купца новгородского Садко или доброго молодца Василия Буслаева, и в который раз посмаковать их невероятные приключения, а также узнать, что в мире творится, ведь калики перехожие были кладезем новостей и разных слухов.

– Деревенька близко, – сказал Ратша-Ворон, с силой втянув в себя воздух. – Дымом запахло. И псы лают…

Было в нем что-то нерусское, хищное. Физиономия смуглая, черные узкие глаза с лихим прищуром смотрели настороженно, узкие губы время от времени кривил нервный тик, который тут же прятался в коротко подстриженной пегой бороде, а вся фигура Ратши, если посмотреть со стороны, и впрямь напоминала настороженного ворона, который заметил, чем можно поживиться, и уже готов сорваться со своего высокого насеста, древесной ветки, чтобы схватить добычу.

– Ох, отдохнем… – с облегчением завздыхал самый старший из калик, слепец Шуйга. – Слава те, Господи…

Он сильно устал и держался на ногах только с помощью более молодого Радяты. Они шли, будто приклеенные друг к другу, и казались зрячими благодаря дорожным посохам, которыми прощупывали путь. К тому же идущий впереди Спирка выбирал наиболее удобные для передвижения участки, – без рытвин – а следить за ним было довольно просто, тем более, слепцам с их отменным слухом, так как к поясу своеобразного поводыря был прикреплен серебряный колокольчик. Его мелодичный звон в темном и мрачном коридоре из елей, плотной стеной обступивших дорогу (уже вечерело, и солнце скрылось за дальними лесами), чудился нежной ангельской музыкой.

Отражаясь от стен елового коридора, она звучала со всех сторон, даже с небес, и очарованный ее тонким серебряным голоском гусляр Спирка уже мысленно сочинял новое музыкальное произведение, с которым он намеревался выступить в Великом Новгороде. Вот только кто будет играть на колокольцах? – озабоченной соображал гусляр. У слепцов своя свадьба, у него – своя, а что касается Ратши и Жилы, то им медведь на ухо наступил. Им бы только ослопом махать да совней пугать народ честной.

– Может, кто мёдом угостит… – мечтательно сказал Жила.

– Разевай рот пошире! – фыркнул Ратша. – Корчмы в деревне точно нетути, а народ нонче совсем обеднел, не до мёду. Хоть бы квасом угостили, во рту сушь египетская.

– Придется постараться, – рассудительно ответил Жила. – С харчами у нас негусто, так што с отдыхом придется чуток повременить.

– О-хо-хо… – жалобно завздыхал Шуйга, но никто даже ухом не повел на его стенания.

Деревенька и впрямь оказалась неказистой – всего-то около двух десятков дворов, правда огороженных плетнем. Но избы были рубленые и крытые щепой, а не соломой. Это говорило о том, что ее жители больше пробавляются охотой и иными заработками, нежели земледелием. Под нижние венцы строители подложили камни, чтобы в помещениях не было сырости, а пол в открытых сенцах перед входом застелили деревянными плахами. В каждом дворе находился амбар, поднятый вверх на столбах, – чтобы мыши не добрались до запасов зерна и прочих продуктов. Имелись во дворах и клети, в которых хранилась одежда, звериные шкуры, запас оружия и вообще вся ненужная в данный момент времени рухлядь. Кроме того, клеть использовалась для того, чтобы муж с женой могли на время удалиться туда от остальных домочадцев.

Ратша и Жила многозначительно переглянулись, а записной бабник Спирка, который считал себя дюже смазливым, плотоядно облизнулся, как кот на горшок со сметаной. Каликам ли не знать, что такие деревеньки большей частью пустуют, потому как мужики уходят в город на заработки. Те же, которые остаются, в основном пропадают в лесах, на охоте. Ну а бабы, знамо дело, остаются бесхозными.