Вскоре ватага и примкнувший к ним кукловод, в котором трудно было узнать изрядно выросшего и возмужавшего Истому Яковлева, направилась к Волхову. Вдоль берега реки длинной вереницей тянулись «вымолы» – деревянные причалы для иноземных гостей: Немецкий – для германцев, Гарольдов – для шведов и норвежцев, Иваньский – для русских. На самом берегу находилось и известное всему Великому Новгороду (в особенности разным лихим людишкам и ушкуйникам) питейное заведение, совмещенное с харчевней и небольшим постоялым двором, которым заправлял корчемник Жирок. В нем подавали такие крепкие напитки, что могли лошадь с копыт сшибить.
Глава 3
ПОД МАСКОЙ СКОМОРОХА
Корчма Жирка впечатляла; она была просторной и светлой, потому что в окнах стояла хрустальная слюда. Жирок на людях прикидывался малоимущим, но на самом деле благодаря корчемству составил себе немалое состояние. Кроме корчемных дел он еще занимался и скупкой добычи ушкуйников, которую не всегда можно было продать на Торге вполне законно. А Жирок через верных людишек сбывал награбленные речными разбойниками товары и имел с этого немалый прибыток.
Мебель в корчме была обычной для подобных заведений: грубо сколоченные столы и лавки солидного веса, чтобы подгулявший народ во время драки (а это случалось частенько) не мог использовать их в качестве зубодробительного орудия; за стойкой, где находились бочки с пивом, квасом и медовухой, были подвешены полки для мисок – мисники, и для блюд – блюдники; а еще полки – так называемые залавники – висели прямо над лавками, благо, приличная высота корчмы позволяла. На них стояли деревянные кружки и глиняные чаши. Кроме них там же находились оловянные кубки и рога в бронзовой оправе; они были предназначены для состоятельных гостей заведения.
Прежде Истоме не доводилось бывать в корчме Жирка. Он вообще дичился особо людных мест – естественно, когда не был под маской скомороха (по привычке люди называли Истому скоморохом, потому как еще не придумали наименование ни его шутейному вертепу, ни ему самому; кукольные представления для псковичей и новгородцев были в диковинку – новинкой).
В Новгороде его взяла на постой вдова небогатого низовского
[104] купца, который в свое время вел дела с Иголкой. Томило Лукич дал Истоме рекомендательное письмо, благодаря которому юный боярин устроился в Новгороде весьма неплохо.
Обычно приют странникам давали монастыри, в черте города их было немало. Но жить в скудной и крошечной монашеской келье со своим «богопротивным» вертепом Истоме хотелось меньше всего, ведь шило в мешке не утаишь. Можно было устроиться и в одном из постоялых дворов Заполья, новгородского конца, расположенного вне города. Правда, свободное место там пришлось бы поискать. К тому же в таких ночлежках хватало вшей, клопов и буйных постояльцев.
Наконец, там могли спустить на него собак, так как гостей в Заполье никогда не ждали и чужаков не любили. Праздные путешествия в Новгородской земле были не особенно приняты; обычно люди ездили по торговым делам или для посещения святых мест в качестве паломников.
А Истома благодаря отеческой заботе Томилы Лукича разместился в одрине – светелке, построенной отдельно от дома. И платил за столь превосходное жилье по-божески – благодаря все той же рекомендации купца, к которому вдова очень благоволила.
Усадьба Аграфены Трифоновны (так звали вдову) стояла на Софийской стороне города, которая для жилья была гораздо удобней, нежели Торговая. Здесь находились самые престижные концы – Неревский и Людин. На границе между Людиным и Загородным концами тянулась широкая Прусская улица – с роскошными боярскими хоромами, каменными церквями, многочисленными лавками… и самыми высокими ценами в городе. Бояре Прусской улицы были очень богаты и постоянно подзуживали народ на разные бесчинства, пользуясь традиционными противоречиями между Неревским концом, где находилась усадьба вдовы, и Людиным.
Однажды Истома чуть было не попал под раздачу, потому что его приняли за сына какого-то важного боярина. Хорошо, что он был вертким и быстроногим и вовремя успел дать тягу.
Аграфена Трифоновна жила замкнуто, мало с кем общалась (что Истоме было на руку) и в основном занимаясь домашним хозяйством. Она имела две лавки на Торге, благодаря которым могла кое-как сводить концы с концами. Товар вдове, как несколько позже узнал Истома, поставлял Томило Лукич – со скидкой, по старой дружбе. Кроме того, на территории просторной усадьбы Аграфены Трифоновны был разбит весьма недурной сад и огород, где в летнее время она ковырялась с утра до вечера, не доверяя это занятие дворне. Как понял Истома, так вдова пыталась заглушить тоску по безвременно усопшему мужу. Со слов Томилы Лукича, они очень любили друг друга.
– А что, Емелька, не желаешь ли примкнуть к нашей артели? – добродушно улыбаясь, спросил Упырь Лихой, когда они уже изрядно выпили доброго фряжского вина и плотно перекусили (атаман не поскупился, угостил Истому знатно, – не без задней мысли). – Компания у нас дружная, никому тебя в обиду не дадим, всегда выручим. Мы тут давно, всех знаем и порядки нам новгородские хорошо известны. Ты поди чужак, ведь раньше мы тебя не встречали, а к пришлым здесь относятся не очень приветливо, особенно наш брат. Другие скоморохи могут и побить, ведь на Торге самое хлебное место. Кому хочется устраивать игрища в безлюдье, на какой-нибудь площади, где пасутся одни козы, свиньи и овцы? Это мы не жадные, так как народ нас уже знает, привечает с радостью и платит, не скупясь. Но нам за свое место пришлось выдержать не одну баталию… Ты со своим шутейным балаганом дорожку нам никак не можешь перейти; у тебя – одно, а у нас – другое. Как говорится, Богу – Богово, а кесарю – кесарево… – Упырь блеснул грамотностью. – Но ежели мы объединимся, то дела наши пойдут гораздо лучше. И денежек в общую калиту попадет больше. А делимся мы по-братски, и тебя не обидим.
Истома внимательным взглядом обвел всю компанию. Он лихорадочно размышлял. Конечно, для задуманного им дела лучше, чтобы ему никто не мешал, не путался под ногами. Но, с другой стороны, Упырь Лихой прав. Однажды ему уже довелось попасть в переплет, когда другая компания скоморохов потребовала, чтобы он больше не появлялся на Торге, и даже намеревалась побить – для большей доходчивости. Хорошо, их было всего трое, и людишки они были хлипкие, поэтому Истома справился с ними довольно легко, благо дрался на палках превосходно; пригодилась выучка дяди Нефеда.
Но эти пятеро скоморохов – люди куда серьезней прежних. Бывалые. Вроде Упырь Лихой и не грозит, но в его словах прозвучала какая-то тайная нотка, которая заставила Истому задуматься. Что ни говори, а он и впрямь в Новгороде чужак, считай, без роду-племени, хоть и сын новгородского боярина (открыть свое истинное имя, значило собственной рукой подписать себе смертный приговор), поэтому состоять в артели ему и впрямь гораздо безопасней.