* * *
Выездной комиссии при начальнике ГРУ он дал принципиальное согласие поработать «на благо Родины» в Индии. Как поется в песне, «были сборы не долги…». О задуманном побеге он не рассказывал пока ни жене, ни детям, понимая: чем сложнее и грандиознее план, тем больше шансов, что он провалится. Реализацию его намечал на третий, последний год службы за границей. И тут же он вспомнил слова Франклина Рузвельта о том, что единственной преградой осуществлению наших планов на завтра могут быть наши сегодняшние сомнения. Пока, к сожалению, эти сомнения у него жили в душе.
«Надо пожить три года за счет «родного государства», «подоить» его хорошенько, а там уже переходить на соц-обеспечение друзей», — так рассуждал «Бурбон», принимая решение о дальнейшем устройстве жизни.
В Индии американцы его уже ждали. Связь с агентом поддерживал кадровый разведчик Вольдемар Скатцко, работавший под посольской «крышей». С ним «Бурбону» было суждено провести только десять конспиративных встреч. Одиннадцатая не состоялась, так как в 1980 году Полякова под предлогом участия в важном совещании отозвали в Москву и он тут же был уволен…
* * *
Начальника 1-го отдела 3-го Главного управления КГБ с материалами дела оперативной разработки на «Дипломата» — Полякова Д.Ф. вызвал первый заместитель председателя Комитета государственной безопасности, генерал армии — небольшого росточка человек с бритой круглой головой, как-то вяло держащейся на узких, почти мальчишеских плечах. Бывший профессиональный партийный чиновник был говорлив, достаточно образован, однако ему не хватало личного чекистского опыта, каким обладали другие руководители КГБ. В то же время ради справедливости надо отметить, что он прошел по времени достаточно длинную оперативную школу. Вскоре Цинев прервал доклад подчиненного и писклявым голосом произнес:
— Вот что я вам скажу, товарищ полковник. Если мы начнем арестовывать генералов, кто воевать-то будет? Защищать Отчизну… Вы подумали об авторитете разведки Генерального штаба, кстати, и военной контрразведки тоже? У вас в материалах дела нет никаких серьезных вещественных доказательств…
— Есть, товарищ генерал, и еще будут. Мы на пути к открытию момента истины. Результаты аналитической работы, проведенные оперативниками второго отделения отдела, говорят не только о том, что перед нами матерый шпион, но и позволяют определить места вероятного хранения главных уликовых материалов — шпионской экипировки.
— Ваш анализ следователям не нужен, дайте им вещественные доказательства — и дело закрутится, — проворчал маленький генерал с большими звездами на погонах.
— Они будут, потому что есть. Разрешите действовать согласно плану оперативных мероприятий.
— Действуйте, только без третьего и четвертого пунктов плана.
— Но ведь это же основные пункты, — еле успел проговорить оперативник.
— Вы свободны. Кстати, а то, что «Дипломат» тесно общался с военными атташе США в Бирме и Индии, ни о чем еще не говорит…
Прошло немало времени в тяжелейшей тяжбе с начальством, пока оперативники наконец-то убедили все инстанции — от председателя КГБ и до военного прокурора — о наличии оснований для задержания Полякова — «Дипломата».
За это время оперативный состав второго отделения основательно проработал материалы своих предшественников: поднимались архивные дела по расследованию фактов утечки секретных данных, проводился их дополнительный анализ, оценивались вновь поступавшие данные, выдвигались и перепроверялись очередные версии по вновь открывшимся обстоятельствам.
Год за годом, месяц за месяцем сужался круг подозреваемых лиц в возможной причастности офицеров ГРУ Генштаба к агентуре противника. А круг был велик — сначала в него входило более шестидесяти человек! Через год осталось 31, на следующий — 25, потом — 10. И наконец, пятеро… Последний год был самым активным, самым нервозным. Наконец-то вычислили кандидата на задержание и проведения с ним соответствующей работы. Им был генерал-майор Поляков, чья причастность к вражеской агентуре была оперативно доказана. И вот санкция на конспиративное задержание Полякова была получена, обставленная немалым количеством письменных предупреждений страховочного плана, в том числе о наступлении тяжелых административно-правовых последствий в случае провала операции.
Риск, конечно, был: шпионскую экипировку, о которой военные контрразведчики знали, где она хранится, предатель мог уничтожить в любое время. Но оставалась надежда, выстроенная на солидной практике работников второго отделения, что уликовые материалы никуда не денутся — они под охраной. С другой стороны, чекисты догадывались оперативным чутьем, что «Дипломат» их сохраняет для возобновления преступной деятельности. Такую уверенность могут проявлять и испытывать только профессионалы высокого класса. Серия проведенных оперативно-технических мероприятий подтвердила правильность разработки в направлении легализации уликовых материалов. Оперативным путем они были обнаружены в тайнике. Теперь у контрразведчиков были все основания заявить: перед ними — шпион.
* * *
7 июля 1986 года Поляков был задержан по поводу хранения незарегистрированного огнестрельного оружия и препровожден в Лефортово. Как и ожидалось, на поставленные вопросы контрразведывательного характера дал сразу же соответствующие пояснения.
— Я давно хотел вам все рассказать, но времени свободного не было… Хотя ждал, всегда ждал, что этот черный день для меня наступит, — проговорил шпион и стал добровольно перечислять сохранившиеся аксессуары шпионской экипировки и указывать места их хранения.
Не надо забывать, что это был агент ЦРУ с великим опытом, длиною в двадцать с лишним лет, прекрасно понимающий, что после задержания начнутся обыски и непременно будут найдены улики, а поэтому решил сыграть на получении смягчающих обстоятельств, — дескать, «чистосердечное» признание зачтется.
«Найдут ведь, все равно найдут, а может, уже знают, где эти «игрушки» находятся, и водят меня за нос. Тут есть шанс, и им надо воспользоваться, — рассуждал «оборотень», загнанный в клетку, — но надо четко заявить, что работал на ЦРУ только за границей, и то из-за неприятия реформ Хрущева. Действовал как социал-демократ, чьи идеи мне всегда были ближе, чем коммунистические».
Об этой особой «любви» к социал-демократии, которая, как он посчитал, будет приветствоваться «архитекторами перестройки», он и скажет спустя некоторое время на суде. Разоблаченный шпион тонко почувствовал наступление анти-державных реформ горбачевской эпохи и хотел хоть какой-то гранью своего обвинения в чудовищном преступлении прислониться к кремлевским политиканам. Надеялся — Горбачев разделит с ним эти мысли «борьбы с тоталитаризмом социал-демократическим оружием». Но и тут ошибся…
Оперативный состав второго отделения был удовлетворен результатами своего труда — этого трудового чекистского марафона. Каждый сотрудник подразделения внес свою конкретную лепту в разоблачение матерого шпиона, поставившего своеобразный рекорд преступного долголетия. Руководство военной контрразведки КГБ СССР особо отметило работу по этому делу таких опытных сотрудников, как А. Моляков, С. Безрученков, Н. Михайлюков, И. Хорьков, А. Бганцев, С. Цветкова и ряда других оперативных работников. Они все были отмечены ведомственными и правительственными наградами. Автор получил за участие в операциях по разоблачению шпиона знак «Почетный сотрудник госбезопасности». Это была высокая оценка труда военного контрразведчика…