Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Меняйлов cтр.№ 109

Ясно, что Возлюбленная в некоторых ситуациях сама замечала насилующее действие выбранных ею ещё в детстве способов избавиться от повышенной тревожности. Говорит — но не понимает, зачем говорит. Говорит приятное, хотя пусть лишь отчасти, но понимает, что говорит неправду, врать не хочет, но говорит. Логика получается следующая. Человек опасен, следовательно, чтобы обезопасить себя, его надо завоевать «любовью»; его внутренний мир не нравится, следовательно, комплекс вины подсказывает, что «не нравится» — против него преступление, которое надо «искупать», на этот раз уже признанием в любви. Отказаться же от своих слов, как от пустой болтовни, обыкновенной дамской «заморочки», означает признаться, что ты не мужчина, а всего лишь женщина, что невозможно — это комплекс кастрации. Далее, следуя тому же принципу сверхкомпенсаторной ответственности за слова, за нелюбимого человека необходимо выйти замуж. Естественно, что, не умея оборвать цепь этих событий, после двух таких «любовных» историй человек, приобретший уникальную способность к самообучению как единственный способ защититься от третьей подобной истории, вовсе отказывается произнести слово «люблю»!

Можно было бы дать и более простое объяснение, что её отношение к своему Психотерапевту столь переросло обычно вкладываемый в слово «люблю» смысл, что человек, уважительно относящийся к своему родному языку, произносить это слово отказывается. Конечно, такое объяснение проще, но нам кажется недостаточным.

Теперь в самых общих чертах можно реконструировать историю двух первых «любовей» Возлюбленной. С детства отяготившись от запугиваний матерью (невербальных, и ещё от её «чрева») повышенной тревожностью, Возлюбленная выучилась, защищаясь, добиваться любви любого («меня все любили ещё с детства»). С годами эффективность приёмов достигла совершенства, которое вне Бога, разумеется, превратилось в проклятие — став единственным тщательно вымощенным путём общения. Все остальные были отрезаны от того же запугивания сниженной самооценкой. Конституциональная и душевная предрасположенность к супружеству, вне Бога, тоже привела к полной противоположности, превратилась в проклятие: испытывая особенно большую привязанность к отцу, вынуждена была от него отказаться, что привело к чувственной фиксации на брате («Он для меня всегда был образцом мужчины»), фригидности и неспособности создать семью. Помните Таню Берс? Она ведь тоже особо предрасположена к супружеству, к любви, тоже обладала повышенной тревожностью и тоже отличалась тем, что «влёт» убивала мужчин («обаятельна, обворожительна»), — которые в неё, правда, страстно не влюблялись, — но в силу особенной привязанности к отцу (Льву Николаевичу) на самостоятельное чувство (отказ от отца) была неспособна — «чувство» просыпалось лишь тогда, когда боль индуцировалась оказавшимся рядом подавляющим индивидом. Этой же неспособностью на самостоятельное чувство и объясняется, почему Возлюбленная до 19 лет ни разу не влюблялась (не размечтовыва(вавы?)валась).

Но 19 лет — это тот возраст, когда женщины (ненависть подруг с началом половой жизни уже проснулась) внушают друг другу: «пора». Да, по их мнению, любить пора, а любовь, как мы знаем от жеманных девиц, — это есть чувство. Остаётся лишь дождаться чувства и объявить, что это есть любовь. Чувство же боли (наиболее значимое из чувств), как мы теперь знаем, лучше всего может индуцировать некрофил. Некрофил проявляет себя не только в силе некрополя, но и в роде занятий. Отсюда наибольший шанс пробудить в будущей В. «чувство» имели: императоры, чемпионы единоборств, трупорезчики, бродяги, алкоголики, священники и т. п. В. — чрезвычайно домашняя, круг мужского общения ограничен, поэтому для первой любви (брака) обошлось без императора или трупорезчика, всё кончилось тривиальным алкоголиком. Но и он в смысле жестокости был не совсем банален. Уровня некрополя, необходимого для нанесения психоэнергетических травм, он достиг только лет через десять после развода (судя по появлению психоэнергетических травм от него у его дочери), а за период жениховства и брака единственную по-настоящему серьёзную травму будущей Возлюбленной ему удалось нанести лишь в ситуации особой, когда он, взрослый крупный мужчина, прежде уже раз в браке побывавший, ногами избивал лежащего на земле паренька. Избивал в кровь. (Травма с В. снята.)

Страх, вызываемый присутствием опасного человека (опасного даже при внешне добропорядочном поведении: Возлюбленная в силу своей энергетической чувствительности не ошибалась), вынуждал для обеспечения безопасности завоевать его «любовь», а особенная его жестокость — даже к объяснениям в любви.

По мере нарастания разочарования в человеке как в личности, потребность объясняться в любви усиливалась. Отработка способов защиты от подавления и, как следствие, разочарование — трагично, потому что на уровне подсознания это единственное основание для взаимоотношений и «любви». Распад такой комбинации неизбежен и закономерен.

Вообще же этот первый эпизод в жизни будущей Возлюбленной очень уж напоминает комбинацию «игра». И не только из-за отсутствия мощных кодировок, но и из-за некой сверхтипичности деталей отношений: начиная с того, что партнёр из соседнего дома, и кончая сроком распада семьи (по статистике, именно в течение первого года после рождения ребёнка распадается наибольшее число браков). Да и все остальные параметры её брака удивительным образом попадают в графы наибольших цифровых значений статистических отчётов. Эта её любовная история — скорее расплата за посвящение себя принципу «быть как все». За энергетическую зависимость от так называемого «духа времени».

После развода в жизни будущей Возлюбленной следует одиннадцатилетний перерыв, который заполнен существованием дочери. Однако идиллические взаимоотношения с дочерью существуют разве что только на уровне фантазий будущей В. На самом же деле, горечь вполне естественна: дочь «не от того». Конечно, горечь эта вытесняется и проявляется только в виде чувства вины перед ней, о чём В., будучи не в силах объяснить происхождение этого чувства, часто говорит Психотерапевту. Вряд ли стоит полагать, что женщина может быть столь наивна и не замечать проявления генетической наследственности, да и психической тоже. Она будет замечать проявление в дочери знакомых до омерзения черт, в частности женской формы наркомании — всепобеждающего стремления «отключиться» под некрополем. Выражаясь более простым языком, дочь будет попадать под влияния, но прежде всего людей дурных. Наивно было бы надеяться, что удастся избежать множества конфликтов, которых не было бы, будь дочка «от того». Кроме того, некоторые антагонизмы неразрешимы: что бы ни сделала половинка Возлюбленной, тех отношений, будь дочь рождена «от того», достичь не удастся.

В. способна к обучению, поэтому повторение пройденного возможно только, как и в жизни Тани Берс, на более высоком уровне, то есть если некрополе нового объекта будет многократно более сильным. Что и произошло. Подготовленная сотрудницей с работы (а женщина женщину всегда подтолкнёт), что в целительском Центре работают святые люди, о чём, по её мнению, неоспоримо свидетельствует то, что подвергшиеся там воздействию заявляют, что исцелены, Возлюбленная отправляется в Центр и, как только открывает дверь, получает психоэнергетический удар. То же ощущение боли, как и в первом «любовном» эпизоде, только сильнее, которое воспринимается как долгожданное чувство, то же бывшее ранее чувство ужаса, которое рефлекторно преобразуется в стремление добиться любви. Отличие от взаимоотношений с мужем заключается в том, что на этот раз слова о любви (и даже мысль) не просто остаются мусором в теле мировоззрения, но, ввиду травм от сильного некрополя целого сообщества целителей, провоцируются болью от калёного железа, засевшего в теле памяти. А такие приказы, с убедительностью ржавого гвоздя вколоченные в основание черепа тела памяти, для исполнения обязательны. Что и говорить, в сообществе некрофилов опасно даже думать — собственная случайная мысль может превратиться в кодировку. Нарастающее по мере знакомства с истинными делами Центра чувство неприязни, как и в первой истории, порождало чувство вины, которое также следовало «искупать» признанием богоизбранности сотрудников Центра вообще и «властителя гарема» в частности. Последнее чувство естественно должно было продержаться дольше.