Жили два друга - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Семенихин cтр.№ 38

– О, я вам их: верну! – горько закивал седеющей головой незнакомец. – Вы непременно запишите мой адрес: Костюшко, тридцать три, Ежи Барановский. Может, и вы мне оставите свой адрес?

Пчелинцев встал со скамейки и сухо произнес:

– У меня адрес самый короткий, пан Барановский, – война. Сегодня берег Вислы, а завтра – Одер, Берлин. До свидания, – и двинулся вперед. Поляк на секунду замешкался, а потом нерешительно пошел за ним.

– О, пан офицер, пусть благословит вас сама матка боска Ченстоховска, и пусть целым и невредимым закончите вы войну и вернетесь домой!

– Постараюсь, – неопределенно ответил Леня, – я вам, пан Барановский, очень советую не падать духом.

В этой войне все мы несем потери. Конечно, очень страшно умирать, но самое страшное – быть сломленным душевно. Кренитесь, пан Барановский, ведь вам же еще строить новую Польшу.

Пожилой человек вдруг выпрямился и строго покачал головой.

– О нет, пап офицер. Я не сломлен духом. Минутную слабость, горе вы не принимайте за сломленный дух.

Я гордый человек, пан офицер. Будете поворотом с войны, заезжайте в гости, вы меня увидите совершенно другим человеком. Так есть, пан офицер…

* * *

Наутро дождь утих, но помутневшее небо никак не хотело подниматься, продолжало давить землю, будто негодуя на людей правых и неправых, терзающих ее бомбами и снарядами в своей попытке поскорее решить давний жестокий спор. Небо не знало, что война – это продолжение политики силы, и что если столкнулись две политики: политика человеколюбия и политика человеконенавистничества, – то и первая в этом случае не может быть не жестокой. Небо давило землю, и на этой опаленной страданиями земле людям не становилось легче. Шел четвертый год огромной беспощадной битвы, в которой не могло быть перемирия, и этот год был годом побед правой стороны, и слова Верховного Главнокомандующего – «паше дело правое, враг будет разбит» – были призывом к действию, потому что это действие уже развернулось на всем протяжении огромного фронта. Правая сторона била врага, беспощадно его карая за тяжкий сорок первый год, за оскорбительную надменность, с какой Гитлер объявил всему миру о назначенном им дне парада на Красной площади. А потом затрещала по всем швам немецко-фашистская машина, и от Белого до Черного моря понесся по окопам крик, от которого леденило глаза и души фашистов: рус идет!

* * *

…В тесной землянке, укрывшись от непогоды, коротал пасмурное время экипаж Николая Демина. В узкое оконце вливался блеклый, неверный свет, такой слабый, что пришлось зажечь «летучую мышь», ту самую, которую весь экипаж именовал гордостью «папаши» Заморина, раздобывшего ее в трудных фронтовых условиях и с презрением выбросившего прочь желтую снарядную гильзу-светильник. Четверо играли в домино. Демин и Зара против Заморина с Рамазановым, а Леня Пчелинцев сидел в углу, положив на колени раскрытую тетрадь, и, наморщив лоб, выводил строку за строкой химическим карандашом. «Даже при таком адском грохоте костяшек пишет, – с уважением подумал о нем старший лейтенант, – наверное, талантливые люди все-таки все не от мира сего. А вот я, наверное, никогда не стану литератором. И нечего думать об этом. Не в свои сани не садись».

Демин вздохнул и рассеянно приставил костяшку к костяшке.

– Уй, товарищ командир! – обидчиво высказалась девушка. – Опять вы по пятеркам разворачиваете, а я на них все еду да еду!

Рамазанов приставил костяшку, сверкая глазами, восторженно заявил:

– Девяносто семь очков, Зарем! Еще один заход, и вам с командиром кукарекать придется, потому на сухую проигрываете.

Девушка заглянула в глаза Демину.

– Пострадаем, товарищ старший лейтенант?

– Пострадаем, Зарема, – улыбнулся Демин. Он вглядывался в ее продолговатое лицо, осыпанное мелкими веснушками, видел ее крупные, чуть-чуть влажные губы, глаза под сводом густых бровей, еле-еле обозначенные ямочки на щеках, волосы, густые, собранные, как и обычно, в толстую косу, розоватые мочки ушей и думал о том, что ровная, редко вспыхивающая Зара, в сущности, очень добра, постоянна и даже привязчива к людям.

И еще он подумал о том, что Зара будет очень верной женой и ласковой, заботливой матерью. Он покраснел от полузабытого воспоминания. Глядя на расстегнутый ворот гимнастерки с белоснежным подворотничком и чуть-чуть обозначившиеся груди, он снова представил себе то самое озеро в чащобе и Зару, смело входившую в обжигающе-холодную утреннюю воду.

У каждого человека, полагал Демин, должны быть своп тайны, которые он носит в себе либо до самых последних дней жизни, либо расстается с ними в зависимости от сложившихся обстоятельств. У старшего лейтенанта таких тайн было две: Зара у озера и будущая книга Лени Пчелинцева. Конечно, вторая тайна была весьма условной. Но первая… Демин посмотрел на девушку и подумал о том, что эта первая тайна навсегда останется с ним, если, конечно, между ними не возникнет когда-нибудь полная откровенность. Только тогда, в минуты самой большой близости, может он рассказать об этом Заре. Старший лейтенант вздохнул и, не глядя, поставил костяшку.

– Товарищ командир, – простонала Зара, – зарезали. Они же нас действительно кукарекать заставят.

– Сорок шесть, – прогудел веселым баском «папаша» Заморин. – Якши, Рамазан, пляши, Рамазан!

– Уй! – обрадовалась Магомедова. – Наш Василий Пахомыч заговорил стихами!

– Это в честь победы, – откликнулся Заморин, – Ну что же, давайте новую?

Они снова смешали костяшки. В эту минуту тяжелые сапоги застучали по деревянным скользким ступенькам, и в землянку ворвался посыльный по штабу, молоденький солдат в не по росту длинной шинели, с болтавшимся в брезентовом чехле противогазом.

– Товарищ старший лейтенант! – закричал он. – Экипажу приказано готовить матчасть, вас немедленно на КП!

Партия в домино не состоялась.

* * *

Задачу на боевой вылет ставил в этот раз майор Колесов, временно замещавший погибшего командира полка Заворыгина. Он водил остро отточенным карандашом по карте, виноватым голосом говорил:

– Понимаешь, Демин, задание самое что ни на есть обычное. Я бы тебя с удовольствием не посылал но что поделаешь, штаб фронта потребовал эти разведданные. Кто-то же лететь должен.

– Ладно, пусть этим «кто-то» буду я, – проворчал Демин. – Говорите, в чем дело.

– Надо пройти вдоль берега Вислы, вот здесь, отрезок в тридцать километров, углубиться немного в их боевые порядки с тем, чтобы вызвать огонь зениток. У тебя лучший стрелок полка, вместе с ним вы нанесете на карту все огневые точки противника в этой полосе. Прикрывать будет четверка ЯКов.

Колосов говорил, покашливая, с напускным спокойствием, а Демин все сказанное переводил на суровый язык образов, доступных восприятию летчика, и безошибочно представлял, что такое вызвать на себя огонь зенитной обороны фашистов. Померкла стена штабной землянки, увешанная картами района боевых действий Он видел свинцовую поверхность Вислы, голые желтые плесы, рыхлое от окопов и воронок поле боя, клокочущее от зенитного огня небо, пожары в чахлом лесу на той стороне реки, пока что удерживаемой фашистами. Но об этом он ничего не сказал начальнику штаба майору Колесову, понимавшему, как не хочется Демину лететь в этот пасмурный день на такое задание. Он лишь посмотрел на свои забрызганные грязью сапоги и рассерженно пробормотал: