– Михаил Михайлович! Да, в области произошли некоторые события, но сейчас я считаю преждевременным о них говорить, потому что еще не располагаю всей полнотой информации. Но обещаю вам, что завтра вечером, после того как поговорю с некоторыми людьми, я здесь, в этой самой комнате, расскажу вам и всем остальным, что, как и почему, а также отвечу на все ваши вопросы. Такой расклад вас устраивает?
– Ладно! Подожду! – нехотя согласился Косолапов.
Виталий с видимым облегчением вздохнул и быстро ушел, а Гуров, глядя ему вслед, подумал, что, оказывается, и на такого крутого мужика, как он, есть управа.
Наконец-то все легли спать. Гурову казалось, что, едва он коснется головой подушки, как мгновенно провалится в сон, да не тут-то было! Пока они разговаривали, двигались, что-то делали, это его немного отвлекало, а сейчас, в тишине, на него навалились все тягостные воспоминания этого дня. В ушах звучал предсмертный вой и скулеж собак, а перед глазами стояла страшная картина умиравших на снегу животных, и еще изможденные лица китайцев и их полные ужаса глаза. И все это крепкому, здоровому сну никак не способствовало. Он хотя и понимал, что мешает остальным, но постоянно крутился с боку на бок и ничего с собой поделать не мог.
– Лева! Ты чего? Не спится? – раздался тихий голос Романова.
– Извини, Саныч. На душе погано, вот и не могу уснуть, – шепотом ответил Гуров.
– Тебе бы сейчас соточку, а то и больше, хватануть, чтобы нервы отпустило, – сказал Александр. – Да и мне не помешало бы. Тоже никак не усну, все думаю, какими мы кретинами оказались.
– Может, и мне чутка плеснете? – донесся до них негромкий голос Потапыча. – А то мне тоже что-то здорово не по себе, хотя и не знаю толком, что такого случилось, но на душе неспокойно.
– А вам можно? – удивился Гуров. – Вы же ранены были.
– Брось! – небрежно ответил тот. – Чтобы такого медведя, как я, свалить, еще постараться надо. Так, поцарапало немного, и все, ни один жизненно важный орган не задет. Пулю даже без наркоза вынимали – не люблю я его.
– Михаил Михайлович, но вы же упали, – настаивал Гуров.
– Потому и упал, чтобы второй раз не стреляли, – объяснил губернатор. – Это я только при Татьяне лежу, чтобы ее не волновать, а так уже хожу вовсю. И кончай мне «выкать»! Зови, как все, Потапычем!
– Так, может, я сбегаю? – раздался с дивана голос Крячко.
Как оказалось, никто не спал.
– Никуда бежать не надо, – уже нормальным голосом сказал Александр. – Сейчас позвоню, и нам все привезут.
– А дети пропустят? – Стас имел в виду Степана с сыном.
– А куда они денутся? – отмахнулся Романов и спросил: – Стас, у нас там на закуску что-нибудь осталось?
– Ратуйте, люди добрые! – тут же взвыл тот. – Да что же это такое на свете делается? И я еще жаловался на то, что Гуров надо мной, сиротинушкой горьким, издевается! Так он по сравнению с тобой ангел небесный! Он, по крайней мере, никогда не сомневается, что у меня, как у хомяка запасливого, всегда есть что пожевать! Конечно, осталось! Я человек, в отличие от вас, хозяйственный! Как понял, что мы на ту квартиру уже не вернемся, так все, что закупил, сюда приволок! – Диван скрипнул, он прошлепал до двери и включил свет. – Звони, Сашка! А я пока по хозяйству колотиться буду!
– Да нам влегкую чего-нибудь, – улыбнулся Романов.
– Сам знаю! – огрызнулся Крячко. – На ночь много есть вредно!
Две бутылки водки появились в палате, как по мановению волшебной палочки. Все снова сели к столу, в этот раз и губернатор, который предложил:
– Каждый наливает себе по потребности, – и первым набулькал себе полстакана.
Стас последовал его примеру, Романов не стал мелочиться и увеличил дозу до стакана, а Гуров, поколебавшись, налил себе столько же – ему было остро необходимо, чтобы отпустило нервы.
– Давайте за то, чтобы это дело поскорее закончить, – предложил Стас.
– И выбросить, к чертовой матери, из памяти все, что с ним связано, если получится, конечно, – добавил Гуров.
Никто возражать не стал, и все выпили, а Косолапов спросил:
– Что, Иваныч, хреново?
– Не то слово, Потапыч, – вздохнул Гуров. – Давайте еще по одной, и я попробую все-таки уснуть, а то день меня завтра ждет такой, что врагу не пожелаю.
– Я бы, Лева, с тобой пошел, а то ты ведь и сорваться можешь, как там. Только куда мне с такой ногой? – вздохнул Романов.
– Я с ним пойду, – решительно заявил Стас. – Мы с ним уже все на свете вместе делили, нам не впервой.
Гуров выпил второй стакан, как и первый, в один прием, зажевал апельсином и, почувствовав, как тяжелеет тело и голова клонится вперед, сказал:
– Ну, я пошел спать, а вы как хотите.
Он лег на свою кровать и отвернулся к стене, а Стас тем временем выключил верхний свет и включил лампу на стене над кроватью губернатора, чтобы свет не бил его другу в глаза. «Господи! – мысленно взмолился Гуров. – Ну, дай же ты мне уснуть!» И действительно уснул.
Утром он сквозь сон слышал, как Стас шепотом скандалил с медсестрой:
– Не трогай ты его, я тебе сказал! Дай человеку поспать! Вот проснется, тогда и приходи за своими анализами!
– Тогда уже лаборатория их не примет, – пыталась объяснить ему она, но он был неумолим:
– Значит, послезавтра придешь! И с уколами своими к нему сейчас не лезь!
– Их по времени делать надо! – чуть не плакала девушка.
– А я говорю: не лезь!
– Я Татьяне Сергеевне пожалуюсь! – пустила в ход свой последний козырь медсестра.
– Оставь его в покое, – раздался голос губернатора. – Гуров очень устал, и ему прежде всего нужно отдохнуть и выспаться.
– Уже разбудили, – недовольно проворчал Лев Иванович, поворачиваясь к ним, и спросил: – Который час?
– Почти семь, – плаксивым голосом ответила девушка. – И теперь мне придется в лаборатории упрашивать, чтобы они ваш анализ приняли.
– Девочка! Ни-ког-да! Никогда не ври взрослым дядям! – сорвался Гуров на медсестру. – Татьяна Сергеевна вчера сказала, что лаборатория будет работать круглосуточно, так что ничего не случилось бы, если бы ты пришла в девять часов! Скажи, это у тебя такая изощренная форма издевательства над больными – поднимать их ни свет ни заря, чтобы они в баночку пописали, когда это можно сделать и попозже? И ничего не изменилось бы оттого, что ты принесла бы мой анализ, например, к десяти! Ну, и что у тебя горит?
– У меня дежурство в восемь заканчивается, а мне надо еще кровь брать, в лаборатории убраться и анализы отнести, – хлюпая носом, ответила она.
– Ладно! Извини! – буркнул Лев Иванович. – Где там твоя банка?
Он взял ее и пошел в туалет, по дороге заметив, что в палате уже ничего не напоминало о вчерашнем застолье. Вернувшись, вручил банку медсестре, и она ушла. А он, злой, как сто тысяч чертей, не только потому, что не выспался, но и потому, что, взглянув на себя в зеркало над раковиной, увидел там пожилого, бесконечно уставшего, с темными кругами под глазами и серой кожей человека. «Да, Лева! Хватит тебе уже подвиги совершать! – невольно подумал он, глядя на свое отражение. – Не по возрасту тебе это! Пора о себе подумать, о своем здоровье! Как написал в своей предсмертной записке перед тем, как повеситься, один парикмахер: все равно всех не перебреешь! Вот и ты не пытайся объять необъятное!» И бодрости эта мысль ему не добавила, тем более что плечо снова начало болеть, хотя уже не так сильно, как вчера, но все-таки!