– Вы че творите? – заорали бандиты, которые хоть и понимали, что с ними церемониться не будут, но где-то в глубине души надеялись, что их просто пугали, а на самом деле отправят в город, а там ИВС, СИЗО, то есть практически родной дом.
– Дело к ночи, – спокойно объяснил им Фатеев. – Зверье на охоту выйдет, а запах крови оно издалека чует, вот и сбегутся все сюда. А здесь их не только трупы, но и свежатинка ждет. Так что стойте и смерти своей дожидайтесь! Вы китайцев собаками травили, так испытайте на себе, что чувствует живой человек, когда его на куски рвут.
Тут бандиты подняли такой крик, что уши закладывало: это были мольбы о пощаде и просьбы просто застрелить их вперемешку с проклятиями и самой грязной руганью. Не обращая на все это внимания, Фатеев сказал Романову и Гурову:
– Ну, отправляйтесь с богом! А я вертолетов дождусь и прослежу, чтобы все ребятишки нормально на базы вернулись.
– Федор Васильевич! Пока еще не совсем стемнело, постарайтесь найти то место, куда бандиты трупы китайцев бросали – не думаю, чтобы они для них могилы копали, – попросил Гуров. – Может быть, удастся останки этих несчастных найти, чтобы потом идентифицировать и их родным на родину отправить?
– Попробуем, – пообещал Фатеев. – А вы возвращайтесь в город и не забудьте врачам показаться, а то рожи у вас обоих до того перекошенные, что смотреть противно.
Романов и Гуров пошкандыбали к вертолету, но тут раздался громкий голос Чука:
– Гуров! Я тебе всех сдам!
– Неужели после всего того, что вы тут натворили, ты надеешься сохранить себе жизнь? – насмешливо спросил Лев Иванович.
– Нет, я уже понял, что вы нас не пощадите.
– Тогда чего ж ты такой добренький стал?
– Дай слово, что застрелишь меня! – потребовал бандит.
– А если обману?
– Не будет этого, Гуров! Ты свое слово всегда держишь! Ты же, если его нарушить, себя уважать перестанешь!
– Нет, Чук! То, что ты мне мог бы сказать, я и так узнаю, а вот такие твари, как ты, должны получить по заслугам. Счастливой охоты!
– Ты, Гуров, раньше честным ментом был, закон чтил, а теперь сам зверем стал! – крикнул Чук.
– С кем поведешься, – ответил ему Лев Иванович и залез в вертолет, который тут же поднялся и взял курс на город.
– А почему он Чук? – спросил Романов, когда он плюхнулся на скамью рядом с ним.
– По фамилии – Корнейчук он, – объяснил Гуров.
– Есть хочешь?
– Не знаю, – ответил Лев Иванович, хотя с самого утра, кроме нескольких блинчиков, ничего не съел.
Он сидел, откинувшись, с закрытыми глазами, беспредельно вымотанный и физически, и морально этим безумным, так долго длившимся и наполненным до ужаса трагическими событиями днем, и вдруг неожиданно сказал:
– Знаешь, эти подонки заслужили свою страшную смерть, но мне очень жаль собак. Они же не виноваты в том, что им такие сволочи-хозяева достались, которые их так натаскали на людей, а потом на верную смерть отправили.
– Лева! Во-первых, другого выхода не было, а во-вторых, их уже невозможно было переделать – они же человеческой крови попробовали. А вообще-то порода эта хорошая, собаки верные, умные и очень добрые со своими. Мои паршивцы нашего вообще за хвост таскают, а он даже не ворчит. А вот чужим к ним в лапы и зубы лучше не попадать.
– Да, я видел у Косолапова такого зверя. Красавец! – с восхищением произнес Гуров и спросил: – А что с найденными алмазами будете делать?
– Реализуем, а деньги отправим семьям погибших, да и другим компенсацию выплатить надо будет – это ведь наша вина, что люди сюда приехали деньги зарабатывать, а нашли свою смерть или страдания нечеловеческие.
– Это справедливо, – согласился с ним Гуров, в очередной раз удивившись тому, как он мог раньше так не любить этих нормальных русских мужиков, и закрыл глаза.
– Лева! Ты не спи! Уже к больнице подлетаем.
– А зачем нам туда? – вяло удивился тот.
– Твое плечо посмотреть и мою ногу, – объяснил Романов. – Татьяна нас там уже дожидается.
– Да укол обезболивающий, и все пройдет, – пробормотал Гуров.
– Вот она и решит, что и кому колоть.
Вертолет приземлился на площадке напротив больницы, все окна которой ярко светились, а за ними постоянно бегали туда-сюда люди. Оказалось, что их уже ждали, причем даже с каталками.
– По-моему, они нас не уважают, считая законченными калеками, – буркнул Лев Иванович, с трудом спускаясь на землю.
– Вот велю вам обоим сейчас по клизме поставить, так и будете, на соседних унитазах сидя, выяснять, кто кого уважает. – Среди тех, кто их встречал, была и Татьяна Сергеевна, и настроена она была очень решительно.
– Кажется, Фатеев на нас наябедничал, – догадался Гуров.
– Таня, это непрофессионально, – укорил ее Романов. – У нас же не запор.
– Зато я вам устрою запор в больнице до тех пор, пока в себя не придете, – бушевала она. – Счастье ваше, что вы себя не видите! Особенно в маскхалатах! Настоящие привидения! – а увидев, что Александр собирается сам идти в здание, окончательно вышла из себя: – Ну-ка, ложись на каталку! – и отвесила ему по-родственному подзатыльник, благо рост позволял.
– С тещей не поспоришь, – пожаловался Романов Гурову. – Потом жена с башмаками съест!
– С кем пьиходится жить! – через силу попытался пошутить Гуров.
– Юмористы, блин! – совершенно неожиданно для него рявкнула губернаторша, и Лев Иванович от этого даже немного пришел в себя. – На рентген обоих! Но сначала снять с них все и выдать пижамы с тапочками, чтобы не сбежали. Знаю я их! Сама за таким замужем! С вами на затылке надо глаза иметь!
– А мне-то на каталку зачем? – сделал робкую попытку возразить Гуров. – Я ходячий!
– Но с большим трудом, – не унималась Татьяна Сергеевна. – И вообще! Я в ваши профессиональные дела не лезу, вот и вы в мои не суйтесь! А то действительно клизмы назначу, а еще мочегонное пропишу, чтобы вы гарантированно из палаты не вышли.
И Гуров сдался! Но, ложась на каталку, он нечаянно оперся на больную руку и невольно зашипел сквозь зубы, что не осталось незамеченным.
– Ну, Лев Иванович! – зловеще пообещала Татьяна Сергеевна. – Не привыкла я использовать в личных целях родственные связи, но на вас я кое-кому нажалуюсь, и закатают вас в Москве в госпиталь до полного излечения!
– Не закатают, – тихонько пробурчал себе под нос Гуров. – Я незаменимый. Где-нибудь опять что-нибудь рванет, и меня даже со смертного одра поднимут.
К счастью для него, губернаторша это не услышала, а то нашла бы, что на это ответить. Вот так они и въехали в приемный покой. С Романовым было проще – стянули с него все надетые одна на другую одежки, словно капусту почистили, и все, а вот с Гуровым пришлось повозиться, потому что каждое, даже самое слабое движение рукой отдавалось в плече такой болью, что он, уже не скрываясь, постанывал.