– Кайра выполняет мое важное поручение, – беспечно произнес Ризек. – Караулит Керезета.
Он меня поддразнивал.
– Неужели младший Керезет столь ценен? – Има улыбнулась.
– Поживем – увидим, – ответила я. – Он ведь тувенец. И знает о наших врагах то, о чем мы даже не догадываемся.
– А я-то подумала, что ты могла оказать Ризеку неоценимую помощь во время допросов, – как будто невзначай произнесла Има. – У тебя же есть в этом деле большой опыт.
У меня ком подкатил к горлу.
– На допросах требуется хорошо подвешенный язык и тонкое чутье, – заявил Ризек. – А моя сестра не может похвастаться ни тем, ни другим.
Я почувствовала себя уязвленной, но не сумела возразить или сказать ответную колкость. Очевидно, Ризек прав насчет моего языка.
Поэтому я позволила теням расползтись под кожей, а когда Има сменила тему, подошла к иллюминатору и отвернулась от остальных.
Мы находились на отшибе галактики, где планеты – или их осколки – были слишком малообитаемыми, чтобы войти в Ассамблею. Мы называли их периферийными планетами, или попросту Окоемом. Моя мать призывала шотетов рассматривать жителей Окоема как наших потенциальных соратников в борьбе за государственность. Отец же в приватных разговорах подсмеивался над этой идеей. Он утвержал, что шотеты – сильнее всего периферийного отродья вместе взятого.
Одну такую планету я как раз и заметила в иллюминаторе.
Яркая точка – прямо по курсу – конечно, не была звездой. Лента токотечения тянулась как раз к планете П1104, обвивая ее точно поясом.
– Та самая планета, которую мы ищем, – произнесла Има Зетсивис, которая встала у меня за спиной.
Я покосилась на Иму.
– Ты раньше там бывала? – Я старалась говорить небрежным тоном, хотя от ее присутствия мне стало не по себе.
Послышался раскат хохота – в ответ на какую-то фразу, сказанную Вакрезом.
– Нет, конечно, – ответила Има, сделав глоток из своего бокала. – Оба предыдущих владыки не позволяли отправляться в Побывку на Окоем. Они всегда старались сохранить в глазах Ассамблеи дистанцию между нами и жителями периферии. Если мы хотим, чтобы нас воспринимали всерьез, не стоит связываться со всяким сбродом.
Она говорила как верная лоялистка. Точнее, сторонница Ноавеков. Има прекрасно играла свою роль.
– Правильно, – согласилась я. – А допросы, насколько я могу понять, результатов не дали?
– Выявили пару пешек, но серьезные игроки ускользнули. И у нас, к сожалению, мало времени. Видишь, какой Ток?
У нас? Она так легко включает себя в ближний круг Ризека? Может, она действительно ползала перед ним на коленях, умоляя его о прощении? И даже нашла какой-нибудь способ снискать его расположение. Я поежилась.
– Да. Токотечение синеет день ото дня, – подтвердила я.
– Именно! Но твоему брату позарез требуется виновник, чтобы предъявить его публике. Продемонстрировать свою силу, прежде чем объявить высадку. Стратегия в нашу неспокойную пору – это наиважнейшая вещь.
– И какой будет стратегия Ризека, если он никого не найдет?
– Я думала, что тебе известно. – Има одарила меня лукавой улыбкой. – Разве брат ничего тебе не объяснил? А как же твое «важное поручение»?
Вероятно, Има давно раскусила весь блеф, но я решила стоять на своем.
– Ризек мне много рассказал, – кисло сказала я. – Вот только в моей пустой башке подобные вещи не задерживаются. Утром, к примеру, я забыла выключить плиту.
– Полагаю, твоему брату не составит труда найти виновного к моменту посадки. Нужно лишь отыскать того, кто будет похож на заговорщика.
– То есть он собирается сфабриковать дело?
Я почему-то похолодела при мысли о невинном человеке, который умрет, потому что Ризеку нужен козел отпущения. Несколько месяцев или даже недель назад эта новость оставила бы меня равнодушной. Но слова Акоса, что я вовсе не обязана быть той, кто я есть сейчас, исподволь проникли мне в душу. Думаю, я сумею измениться.
Наверное, я уже изменилась, просто поверив в то, что это возможно.
Мне вспомнилась женщина в балаклаве. Стройная фигура, отточенные движения. Я бы без труда ее отыскала.
– Маленькая жертва ради сохранения власти твоего брата, – кивнула Има. – Каждому из нас иногда приходится так поступать.
– И чем пожертвовала ты? – вырвалось у меня.
Внезапно Има схватила меня за запястье и сильно его сжала. От неожиданности я отпрянула в сторону, но не смогла вырваться. Мой токодар, конечно, проник в тело Имы, и она должна взвыть и корчиться от боли, но она сохраняла спокойствие.
Има склонилась ко мне, и я почувствовала ее дыхание на своем лице.
– Отказалась от удовольствия увидеть, как ты истекаешь кровью, – прошипела она, отпустила меня и двинулась к группке шотетов, плавно покачивая бедрами.
Длинные идеально ровные волосы Имы достигали середины спины. В своем небесно-голубом платье Има напоминала колонну света.
Я потерла запястье, на котором краснели отпечатки ее пальцев. Несомненно, скоро они превратятся в синяки.
Я отправилась в камбуз. Стоило мне распахнуть дверь, как грохот кастрюль стих. Здесь работали слуги из нашего поместья. Естественно, они не расставались со своими токодарами: посудомойка, по рукам которой стекала пена, заставляла посуду летать по воздуху. Другая девушка нарезала овощи с закрытыми глазами, причем делала это аккуратно и уверенно.
Отега, достававшая что-то из холодильника, подняла голову. Выпрямившись, она вытерла руки о передник.
– А вот и Кайра! – воскликнула она. – Где ты – там тишина!
Кое-кто из ее подручных, заслышав столь фамильярное обращение, уставился на Отегу, но я только улыбнулась. Сезон назад выяснилось, что ей больше нечему меня научить. С тех пор мы виделись редко, однако после длинного перерыва Отеге не стоило труда вернуться к нашему с ней стилю общения.
– Да, редкий дар, – ответила я. – Можно поболтать с тобой наедине?
– Приказ, завернутый в обертку просьбы, – рассмеялась Отега. – Ладно, иди за мной. Надеюсь, ты не против беседы в мусорном отсеке?
– Против? Да я всю жизнь мечтала посидеть в мусорке, – я скорчила радостную физиономию и потопала за Отегой по тесной кухне к задней дверце.
Вонь в отсеке стояла такая, что у меня защипало глаза. Кажется, она исходила от гнилых обрезков фруктов и объедков мяса со специями. Места тут едва хватало, и то если стоять почти вплотную. Из стены выступала тяжелая заслонка мусоросжигателя: жар от нее только усиливал зловоние.
Я старалась дышать через рот. Внезапно я подумала, что в глазах Отеги выгляжу избалованной белоручкой в новенькой маечке (одежда бывшей гувернантки была заляпана грязными брызгами). Вдобавок Отега отощала: прежде она была коренастой, но, видимо, на корабле она недоедала.