Батальон прорыва - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нуртазин cтр.№ 48

Сопротивления на первом этаже дома штурмовики не встретили. Не было его и на втором. Голота первым забежал в комнату, откуда стреляли из винтовки и фаустпатрона. В просторной полуразрушенной комнате Арсений обнаружил двоих. У окна, в луже крови, присыпанный кирпичной пылью, лежал пожилой мужчина в черной шляпе и сером пальто. Арсений заметил на левом рукаве повязку фольксштурма. В этой же руке убитый держал охотничью винтовку. Это был стрелок, убивший двоих бойцов. Рядом, в глубине комнаты, прислонившись спиной к стене, сидела молодая рыжеволосая симпатичная женщина лет тридцати, в армейских, мшистого цвета галифе и камуфлированной с капюшоном куртке. Окровавленное кепи военного образца она прижимала к правому боку. Женщина была ранена. Бледное лицо, прикушенная губа и тяжелое прерывистое дыхание говорили о том, что её терзает нестерпимая боль. О ранении говорил и кровавый след, который вёл от окна к стене. На левом рукаве девушки тоже была повязка фольксштурма, рядом валялся ствол фаустпатрона с надписью красными буквами на немецком языке «Осторожно, огненная струя». Голота посмотрел на женщину безжалостным взглядом, процедил сквозь зубы:

– Сука!

Когда в комнату забежали Милованцев и Андрей Скоморохов, он нажал спусковой крючок. Автоматная очередь прошила тело девушки, оно дернулось, обмякло, рыжеволосая голова упала на грудь. Милованцев гневно блеснул глазами в сторону Голоты, возмущенно крикнул:

– Кто позволил?! Зачем! Это же раненая женщина!

Голота побледнел, пошел на Милованцева.

– Ты на кого пену гонишь, командир хренов?! Интеллигент ты наш сердобольный, бабу пожалел, а ребят, которые заживо по её милости в танке сгорели, тебе не жалко?! Эти стервы своим мужьям победы желали, когда они наших убивали, грабили, насиловали, а сейчас в нас стреляют! А эта тварь знала, как стрелять. Стояла напротив коридора, чтобы седалище себе не подпалить выхлопной струей!

Скоморохов встал между ними.

– Будет вам. Надо другие комнаты проверить и подвал. Может, здесь еще какая-нибудь сволочь затаилась.

Милованцев и Голота бывшего командира отделения послушались. Выходя из комнаты, Андрей снова бросил взгляд на убитую немку. Ему вдруг представились руины дома старика Михаэля Шмуклера и торчащая из них холодная рука его девушки Вари…

Скоморохов забежал в соседнюю комнату. На кровати лежал юноша в черной форме патрульной службы «Гитлерюгенда» с перевязанной головой. Он был мертв. Андрей подошел к письменному столу, смахнул с него бронзовый бюстик Адольфа Гитлера. Фюрер с грохотом ударился головой об деревянный пол. Скоморохов остановил взгляд на стене. Его внимание привлекли несколько фотографий в деревянных рамках. С одной из них, на фоне Эйфелевой башни в Париже ему белозубо улыбался немецкий пехотный офицер. Он же глядел на него и с другой фотографии. Только теперь у него за спиной был православный храм. Рядом висела фотография молодого рослого лейтенанта Люфтваффе рядом с самолетом «мессершмитт». Еще на одной фотографии Андрей увидел счастливое немецкое бюргерское семейство: отец, мать, две девушки, рыжая и русоволосая в модных шляпках. В рыжеволосой Андрей узнал женщину-фаустника. Рядом с девушками стояли два офицера и светловолосый юноша в шортах, форменной рубашке с повязкой на рукаве и галстуке. В углу фотографии надпись на немецком языке: «Дрезден. 10 мая 1941 года». Взгляд Скоморохова упал на раскрытую тетрадь на столе. Похоже, что это был дневник. Последняя запись в нем датировалась сегодняшним числом. Было указано и время. Скоморохов посмотрел на настенные часы. Получалось, что последние строки в дневнике были написаны пятнадцать минут назад. Любопытство бывшего пограничника НКВД взяло верх. Андрей быстро пробежался глазами по строчкам. Они гласили:

«Я, Мартин Фридрих Шульц, член Национал-социалистической немецкой рабочей партии с 1933 года, пишу свои последние слова, так как готовлюсь отдать жизнь за Великую Германию. Её враги отняли у меня всю семью. Мой старший сын, гауптман Зигфрид Шульц, погиб в Сталинграде в сорок втором году, средний сын Готфрид, лейтенант Люфтваффе, был сбит в небе над Киевом в сорок третьем. В сорок четвертом году во время бомбардировок Берлина самолетами американцев погибли моя жена и дочь. Сегодня русские варвары пришли к нам. В бою был смертельно ранен мой последний сын Вернер. Он умер десять минут назад. Нас осталось двое – я и Эльза, жена старшего сына Зигфрида. Она, как настоящая арийка, тоже хочет отомстить русским за мужа. Эльза оделась в мужскую одежду, так как женщин пока еще в «Фольксштурм» не принимают, и вышла с нами на позиции. Ранение Вернера заставило нас вернуться домой, но нам не удалось его спасти. Бедный мой мальчик! Мы отомстим за тебя! Правильно писал мой сын Зигфрид с Восточного фронта о том, что русское население заслуживает только полного уничтожения. Жаль, что этого не случилось, и вот теперь русские солдаты приближаются к нашему дому, но они еще не знают, что здесь их поджидает смерть.

Да здравствует наш фюрер Адольф Гитлер! Да здравствует Великая Германия!»

Похоже, что автором письменной исповеди был пожилой немец в пальто, тот самый стрелок, тело которого сейчас лежало в соседней комнате. Скоморохов закрыл тетрадь.

«Фанатик, он искренно верил в непогрешимость идей Гитлера, наверное, тоже по-своему любил свою страну и готов был отдать за неё жизнь, как многие тысячи наших людей без раздумий отдавали жизни за свою родину».

В комнату вошел Голота, в его руках Андрей увидел массивный инкрустированный эмалью портсигар, изящные женские часики и два золотых колечка и цепочку с кулоном.

– Вот, экспроприировал у гадов. Портсигар бате подарю, часы мамаше, а цацки сестрам.

Скоморохов неодобрительно покачал головой.

– Зря ты, Сеня, это взял.

– Еще один правдолюбец жалостливый выискался. Эти падлы фашистские у меня в долгу, они наш дом в Одессе вдребезги разнесли, ничего не осталось, а ты: зря. Если не мы, то тыловики заграбастают. Добро это, как я понимаю, теперь брошенное. – Голота сунул добычу в карман галифе. С первого этажа раздался голос Владимира Милованцева:

– Скоморохов! Голота! Сюда!

Андрей и Арсений сбежали вниз, Милованцев скомандовал:

– За мной!

Они бегом вернулись к изуродованному взрывом танку, где оставались остальные бойцы штурмовой группы. Когда отделение добралось до баррикад, там уже было всё кончено. На площади стояли краснозвездные танки и самоходки, на кирхе развевался красный флаг, по улице вели фольксштурмовцев, тех, кто не был убит и не успел бежать из городка. В основном это были юноши и мужчины пожилого возраста. Великая Германия расходовала свой последний людской резерв.

* * *

Наступление на этом участке великой битвы, протянувшейся на многие тысячи километров, приостановилось из-за тактических соображений. Части Красной армии в упорных боях освободили Польшу, вошли на территорию Германии, вышли к реке Одер и, форсировав её, захватили плацдармы у Франкфурта и Кюстрина. Но успех достался нелегко. Потери в личном составе, усталость солдат, измотанных непрерывными боями, отставание тыловых частей снабжения армий, оттепель начала февраля, превратившая дороги в непролазное грязевое месиво, а реку Одер в водную преграду, явились частью причин приостановки наступления. Теперь подразделения Красной армии приводили себя в порядок, подтягивали отставших, пополнялись резервами, техникой, набирали силу для последнего, смертельного удара по врагу. Приводил себя в порядок и отдельный штурмовой стрелковый батальон. Штурмовики достигли немецкой деревеньки на берегу Одера, где и были остановлены по приказу командования. Отделение, которым теперь командовал Владимир Милованцев, расположилось в доме, где проживали пожилая мать-немка и семнадцатилетняя дочь. Большинство жителей поспешили покинуть деревню, опасаясь зверств солдат Красной армии и мести поляков. Этому немало способствовала пропаганда Третьего рейха. В деревне штурмовикам попались на глаза несколько плакатов, на которых были изображены звероподобные красноармейцы. Нашли и листовки, в которых описывались насилия, которые они применяют к немцам на захваченных территориях, не щадя женщин, детей и стариков. Повлияла пропаганда и на хозяев дома. Из деревни они не уехали, но из осторожности хозяйка спрятала дочь в подвале, пока её при осмотре дома, в котором штурмовикам предстояло встать на постой, случайно не обнаружил Скоморохов. Девушка сидела в подвале не одна. Когда Андрей спустился по ступенькам, то услышал злобное рычание. Он направил луч фонаря в ту сторону, откуда оно доносилось. Свет упал на русоволосую девушку с перепуганным настороженным лицом, у ног которой сидела немецкая овчарка. Девушка держала её за поводок, но было видно, что пёс не шевельнётся, пока не услышит команду.