Обстановка становилась тревожней, разговоры – тяжелей. Предательство родственников – кузена Георга и дяди Вилли – ошеломило отца.
Теперь я вспоминаю свои смутные разрозненные ощущения того времени. Наверное, это можно сравнить с мученичеством и страстями, которые выпали на долю первых христиан. В любой момент их могли выследить, донести, схватить и бросить на съеденье львам. Они молились тайно, в темноте. Мы напоминали таких христиан, чья участь была неопределенна и полна случайностей. Но и свет веры был силен.
Мы были мучениками, отданными на заклание. В любой момент мы могли быть подвергнутыми поруганию, насилию, смерти. И это существование между жизнью и смертью тяготило нас, но вместе с тем – поднимало, возвышало над бренными страстями нашего мира, полного скорбей и печалей.
Весь наш скорбный путь я помню лишь блеклыми штрихами. Память была ко мне милосердна, опустив самые страшные и ужасающие подробности. Помню названия. Тобольск, Екатеринбург. Дом, приятный, чистый. Столовая с окнами в садик и на город, просторная зала с аркою… И дальше все, провал.
А затем я очнулась на столе, опутанная трубками. И по этим трубкам текла кровь…
Часть третья
Лабиринт прекрасной Ариадны
Москва. Наши дни
В поисках следов двоюродной бабушки Ариадны Федоровны Бориславской Маша все время натыкалась на глухую стену молчания. Это ее беспокоило и тревожило. Ей, выросшей в эпоху Интернета и всевозможных гаджетов, казалось просто нелепым, что она никак не может наткнуться хоть на какую-то ниточку, которая выведет ее на правильный путь.
Куда исчезла Ариадна Бориславская в конце двадцатых? Человек – не иголка в стоге сена, он оставляет после себя следы – вещественные, зримые. Ариадна Федоровна жила, любила, работала в Москве и в Петербурге, а потом – растворилась бесследно. Что произошло? Может быть, в один прекрасный момент она взяла билет на поезд и уехала куда глаза глядят? Но в то время уехать из страны было практически нереально. Нужно было получить разрешение на самом верху.
Маша искала след своей родственницы отчаянно, с неумирающей надеждой. Ей казалось, что если она узнает биографию Ариадны, все встанет на свои места – и в ее жизни тоже. Словно это было той самой нитью Ариадны, которая могла ее вывести из лабиринта ненужных чувств, пустых людей и излишнего самокопания.
В семье Бориславских было две дочери – Ариадна и Зинаида. Родители умерли в восемнадцатом году, и сестры остались совсем одни. Зинаида – прабабка Маши – погибла в годы Великой Отечественной войны. У нее осталась единственная дочь – Вера, бабушка Маши, – добрейшая женщина, выпекавшая изумительные пирожки и кексы. Бабушка Вера умерла, когда Маше исполнилось шесть лет. Светлана Николаевна, Машина мама, была женщиной властной, решительной, Маша помнила, как бабушка Вера называла ее – «атаман в юбке».
«В нашем роду которое поколение рождаются только девочки, – говорила Светлана Николаевна. – Традиция семейная такая, не иначе».
О существовании Ариадны Бориславской Маша узнала, когда ей было четырнадцать. На книжной полке она нашла папку со старыми фотографиями, в которой и обнаружила снимок Ариадны с несколькими ее письмами – родным и подруге Наташе Р. Она спросила об Ариадне мать, и та сказала, что, по словам бабушки Веры, после 1928 года об ее тетке не было никаких данных. Уехала она или попала под каток репрессивной машины – никто не знает. Может быть, бежала от какой-то опасности и поэтому не посвятила родных в свои планы? И уже тогда Маша решила, что обязана найти следы своей родственницы, узнать, что с ней сталось, восстановить родовое древо.
А год назад Маша даже взяла фамилию Бориславская, так ощущая себя ближе к загадочной Ариадне Бориславской, затерявшейся в лабиринте пространства и времени.
Может быть, Ариадна эмигрировала в Париж? Туда бежали многие русские дворяне – растерянные, талантливые, с прекрасным знанием языка. Во всех гимназиях преподавали французский язык. Все жили с чувством Франции в крови. Парижские моды, фиалки, грассирование, изящество – идеал, до которого старались дотянуться. Парижская эмиграция для русских после Октябрьской революции была явлением закономерным. Во Франции русские пытались найти себе достойное применение, но получалось это не у всех. Смогла ли ужиться в этой среде Ариадна Бориславская?
Или она обосновалась в США? Наиболее предприимчивые уехали в Америку. Страну неограниченных возможностей, как представлялось в то время. Страну, где можно было обрести и потерять свой миллион за один день. Это не Париж, где время остановилось, застыло, как муха в янтаре…
Маша верила, что если она приложит как можно больше усилий, след обязательно отыщется. Ведь встретила же она Виктора Степановича, дед которого работал вместе с Ариадной в институте Богданова. Значит, найдется и еще кто-нибудь, кто прольет свет на эту загадку.
Матери о своих изысканиях Маша не говорила, та сочла бы ее попытки найти прабабку слишком экзальтированными. Маме были чужды эмоции и сентиментальность.
О поисках знал Вадим, но и то Маша никогда не говорила ему, как это для нее важно на самом деле.
То, что Вадим вдруг ей позвонил, стало полной неожиданностью. Голос Вадима по телефону был тихим и усталым, как будто Вадим болен. Маша даже не сразу его узнала.
– Вадим, ты?
– Да. Маша, я нашел кое-что об Ариадне Бориславской.
Маша не поверила своим ушам.
– Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.
– Ты прекрасно слышала! – раздраженно откликнулся он. – Я дважды не повторяю.
По этой напыщенной интонации Маша окончательно узнала Вадима, и ей стало смешно.
– А сведения достоверные?
– Узнаю коллегу-историка, – усмехнулся он. – Конечно, достоверные.
– А ты где? – осторожно спросила Маша.
– В Москве, – после паузы ответил Вадим.
– Давай встретимся, и ты мне все расскажешь.
Легкая заминка.
– Хорошо. Предложение принимается. Только учти, я ненадолго. Дела.
– Понимаю. Не беспокойся, я тебя не задержу. Сама вся в делах. Новую статью готовлю.
– Куда?
Вадим ревностно относился к ее работе и статьям. Маша иногда думала, что он подсчитывает: сколько опубликовано у него и сколько – у нее.
– Э… в один сборник. Расскажу при встрече.
– Ладно, давай в кафе «Шоколадница» около метро «Третьяковская».
– Идет.
Повесив трубку, Маша посмотрела на себя в зеркало. Она бы ни за что не стала встречаться с Вадимом, если бы не страстное желание узнать об Ариадне. После того как он с ней поступил, Маша не хотела его видеть вовсе.
– Придется потерпеть, – сказала она вслух. – Ничего не поделаешь…