Примечание авторов : * каоги – псевдогуманоидная раса, представителями которой в основном были укомплектованы механические чины на «Несокрушимом». Каоги имеют способности к точным наукам и технике, но при этом эмоционально тупы и равнодушны, превознося материальное и игнорируя духовное.
Первым делом надо будет решить, какой пол будет у моего видимого образа. После некоторых колебаний я решил, что мужского, потому что Кандидат тоже мужчина, а мне совсем не надо, чтобы он подсознательно воспринимал меня как объект для сексуального ухаживания. Конечно, у отдельных представителей некоторых человеческих субрас вполне допустимо и сексуальное ухаживание за лицами своего пола, но мой Кандидат к ним не относится, а если бы относился, то не был бы Кандидатом.
Итак, я мужчина, четырехзвездный адмирал, ибо таково должно было быть звание командира космического линкора планетарного подавления, по ударной мощи равного целой эскадре кораблей предшествующих типов, и зовут меня Луций Кандид Руф. Мне около полусотни стандартных лет, седина посеребрила мои виски, хотя остальные волосы на голове остались черными как смоль. Несмотря на прожитые годы, глаз мой по-прежнему остер и рука тверда, мужчины ищут моей дружбы, а женщины благосклонности. Мой белый парадный мундир строг и лаконичен, на нем нет никаких знаков различия, кроме нарукавных шевронов золотого шитья, узких погон с четырьмя золотыми звездами в ряд, изображения двуглавого орла, вышитого на левом нагрудном кармане и нашивки с именем и званием над ним. Теперь снимаем фуражку, проводим рукой по коротким, зачесанным назад волнистым волосам и надеваем ее обратно. Все, образ среднестатистического имперского адмирала готов…
То же самое время, борт большого десантного челнока с постоянным ускорением в 1Gнаправляющегося на рандеву с «Несокрушимым».
Капитан морской пехоты Владимир Владимирович Шевцов.
Голова гудела так, будто по ней заехали палкой, опухшие веки было невозможно поднять, а онемевший язык едва ворочался во рту. Последнее, что я помнил, был падающий с небес самолет, разреженный, затянутый странным белесым туманом воздух разгерметизированного салона и отчаянные, режущие ухо, крики пяти сотен обреченных на смерть людей. Потом внезапно пришла темнота, и каким краем гаснущего сознания я успел подумать, что все, отлетался. И вот теперь это странное пробуждение. Ведь если мы все погибли, то либо нас уже не существует ни в каком виде, либо мы – бестелесные души, у которых ничего в принципе болеть не может, и которых уже ничего не волнует. Но как говорил Декарт, «Я мыслю, следовательно, я существую»; а я существую, и существует мое тело, которое я едва начинаю чувствовать. Ощущения такие, будто меня обкололи местным наркозом вроде лидокаина, и сейчас этот наркоз* только начинает проходить. Ну ничего, полежим пока, помыслим не открывая глаз, паниковать особого повода нет, ибо мои веки уже начинают «оттаивать», осталось совсем немного. Лежите, капитан Шевцов, медитируйте и набирайтесь сил. Будем надеяться, что все остальные пассажиры с этого рейса точно так же отделались общим онемением тела, а не оформляют сейчас проездные документы в конторе у Святого Петра.
Примечание авторов: * Последствия действия парализатора
Еще спустя около часа, там же.
Капитан морской пехоты Владимир Владимирович Шевцов.
Ой, где был я вчера, не найду днем с огнем… Представьте себе ангар со скругленными углами, без окон и дверей, шириной метров тридцать и длиной в пятьдесят, на полу которого расстелено нечто вроде толстых спортивных матов, а на этих матах лежат люди, приходящие в себя после той странной анестезии. Оказывается, я отошел от этой дряни первым – и уже на ногах, свежий как огурчик, а остальные еще совсем никакие. Ну разве что мои орелики оклемались немногим позже меня, что доказывает превосходство военной косточки над разными там штатскими.
И вот стою я почти ровно посреди этого ангара и чуть в стороне от большей части своих товарищей, первоначально разбросанных по этому ангару, а сейчас собирающихся в компактную группу, смотрю вокруг и никак не могу понять, куда это нас занесло. Именно по причине этого непонимания я и вспомнил ту песню Высоцкого. Разумеется, никаких обоев, как в песне, на стенах нет. Жемчужно-серое, чуть шершавое, теплое на ощупь покрытие. И да, окна там действительно отсутствуют, а вот насчет отсутствия дверей я приврал. Во-первых – у боковых стен имеют место четыре ажурных решетчатых лестницы, ведущих куда-то вверх, к люкам в потолке, а во-вторых – в одной из торцевых стен имеются элементы мощной конструкции, в которых и без поллитра можно угадать внутреннюю запорную арматуру десантной аппарели или что-то вроде того.
Если посмотреть глазами морского пехотинца, то все сходится. Я много раз бывал на БДК 775-го проекта, теоретически, по схеме, изучал «Мистраль», который через пару-тройку лет должен прийти к нам во Владивосток, и могу сказать, что помещение, в котором мы находимся, в общих чертах напоминает танкодесантный трюм БДК. Единственная несуразица заключается в том, что на настоящих кораблях такой трюм длинный и узкий, а это помещение короткое и широкое. Мне, например, очень трудно представить десантный корабль с похожими пропорциями корпуса.
Но даже мое какое-то частичное понимание отнюдь не отменяет главного вопроса. Ведь катастрофа с нашим самолетом была вполне реальная, и мы все должны были разбиться вместе с ним в мелкие дребезги, а вместо того все (ну или почти все, на глаз, без списка пассажиров и переклички не поймешь) находимся здесь, и пока что живы и здоровы. И опять же возникает вопрос где мы сейчас находимся и что с нами будет дальше. Кроме всего прочего, от сего момента и до прояснения обстановки мы, военнослужащие Российской Федерации, несем полную ответственность за безопасность присутствующих здесь гражданских. Ну, по крайней мере, за безопасность женщин и детей, а также приравненных к ним лиц – разных там интеллигентов, которые без посторонней помощи двумя руками не найдут даже собственную задницу.
Я стоял и размышлял над тяжелым вопросом, как мне и моим товарищам обеспечивать безопасность гражданских в то время, когда мы сами не знаем, на каком свете находимся – на том или на этом. И вот в этот момент ко мне подошел один из моих подчиненных по команде «покупателей», старший лейтенант Васечкин. В такой поездке старший лейтенант участвовал впервые за всю службу, и поэтому ужасно волновался. И тут такой облом – мы никуда не едем, а вместо того оказались черт его знает где, черт знает как.
– Товарищ капитан, – полушепотом сказал он, – какие будут ваши приказания? Ведь это черт знает что происходит, и нам надо же хоть что-нибудь делать… А будем вот так, по одному, как штатские, так непременно же пропадем.
На тот момент в мой голове еще не было даже самого малейшего проблеска похожего на план того, как нам выбраться из этой хм… ситуации. Но старший лейтенант напомнил мне о том, что помимо всех этих гражданских я в первую очередь ответственен за своих пусть даже и временных подчиненных по команде «покупателей». Если я потеряю контроль за своей командой и допущу ее распад на отдельных «представителей», действующих сами по себе, то и обо всем остальном можно будет уже и не мечтать.