Гейни вычитал это в одном из старинных лечебников и стал
приглядываться к новым партиям заключенных, искал рыжего ребенка. Штраусу
удалось убедить своего наивного друга, что рецепт из персидского манускрипта —
ерунда, сказка.
Проблема бессмертия, или хотя бы продления жизни, интересовала
многих. Но никому не приходило в голову что невозможно изменить биомеханику
человека, не изменив ничего в законах биосферы. Изобретать и пить эликсиры —
примерно то же, что пытаться воздействовать на ход времени, остановив свои
наручные часы. Миллионы других часов все равно будут отсчитывать минуту за
минутой. Время не изменит свой ход, даже если остановятся все часы в мире.
Единственный вариант — вынырнуть во вневременной мир.
Отто Штраус чувствовал, что шансы его личного бессмертия
увеличивались соразмерно тому, как расчищалось жизненное пространство вокруг
него. Известно, что после войн, катастроф, эпидемий, после гибели большого
количества людей природа пытается восстановить равновесие. Рождаемость резко
повышается. А если нет? ЕСЛИ огромное пространство земли заранее очищено от
особей женского и мужского пола детородного возраста, а те немногие, которым
сохранена жизнь, стерилизованы? Что будет с ныне живущими, если новые не
родятся? Природа не терпит пустот. Она попытается сберечь ту высшую форму
жизни, которая останется на земле, и таким образом из врага станет союзником.
Штраус разрабатывал способы стерилизации, незаметные и
безболезненные. Не надо скальпеля. Достаточно совсем небольшого количества
направленных на нижнюю часть брюшной полости рентгеновских лучей, чтобы мужчины
и женщины лишились своих детородных способностей. Тысячи заключенных проходили
эту процедуру, не догадываясь, что происходит, не испытывая никаких неприятных
ощущений. В дальнейшем планировалось использовать этот способ не только в
лагерях, но и на всех оккупированных территориях. Каждый житель обязан явиться
для регистрации в районную управу. Там его приглашают в отдельную, специально
оборудованную кабину, чтобы он просто заполнил анкету. Он стоит за конторкой.
Внизу, на уровне живота, есть отверстие, за которым спрятана рентгеновская
установка. За эти разработки Отто Штраус получил личную благодарность фюрера.
Иногда в его голове всплывали обрывки курса философии,
который он прослушал в Мюнхенском университете. Глядя сквозь стекло барокамеры,
как бьется в последних судорогах очередная жертва экспериментов с повышением и
понижением атмосферного давления, он цитировал про себя Эпикура: «смерть не
имеет к нам никакого отношения. Пока мы существуем, смерти еще нет, а когда
есть смерть, уже нет нас». И тут же возражал: вот оно, свидание жизни и смерти.
Я могу продлить его до нескольких часов.
Вводя пациенту последнюю, смертельную дозу препарата
собственного изобретения, который резко повышает свертываемость крови, глядя в
глаза пациента, все еще полные горячей надеждой уцелеть, он мысленно цитировал
Шопенгауэра. «Мир, основанный на стихийной, неведомо откуда взявшейся воле к
жизни, не достоин самого себя, ибо раздроблен на множество маленьких воль,
каждая из которых претендует на самообожествление. Так не честнее ли признаться
в том, что наш мир не наилучший, а наихудший из всех возможных?»
Память Отто Штрауса была похожа на гигантскую морозильную
камеру, где все каменело, но могло храниться очень долго и не терять форму. Он
помнил наизусть тонны цитат, дат, биографий. Это не помогало и не мешало ему.
Надежность памяти была всего лишь подтверждением сохранности и абсолютного
здоровья мозга.
Из всех видов экспериментов самое жгучее любопытство
вызывали у него опыты с психотропными препаратами. Мескалин, марихуана, опий, в
разных пропорциях, в сочетаниях с искусственными гормонами, с холодом и жарой,
с голодом или какой-нибудь изощренной диетой, с гипнозом и электрошоком,
позволяли влезать в сокровенную суть чужого сознания и распоряжаться там
по-хозяйски. Наблюдая результаты, Штраус вспоминал Ницше: «скоро настанет покой
для всех этих шумящих, живущих, жаждущих жизни, за каждым стоит его тень, его
темный спутник». Ницше имел в виду смерть, мрак небытия. Но сегодня, сейчас, в
лабораторных условиях, для подопытных особей их тенью, их темным спутником был
он, доктор медицины, генерал СС Отто Штраус.
Записи он вел аккуратно, подробно, и довольно скоро у. него
образовался целый архив. В редкие минуты отдыха он перелистывал, перечитывал,
что-то исправлял, обобщал. Человеку, который занимается наукой, свойственно
желание запечатлеть свой опыт, не только для себя, но и для других, для
учеников, для потомков. Штраус об этом не думал. Других не существовало. Он был
одинок в пространстве и во времени.
Сидя в своем уютном кабинете глубокой ночью, он писал в
толстой кожаной тетради план официального отчета о последних опытах с искусственными
гормонами. Но что-то постоянно мешало ему. Он то и дело вздрагивал, он
чувствовал затылком чужой взгляд. Его знобило, хотя в кабинете пылал камин. Он
уже не впервые сталкивался с набором этих совершенно новых, странных ощущений
чужеродного, враждебного присутствия рядом с ним и даже внутри него.
Отто Штраус не употреблял ни алкоголя, ни наркотиков. В роду
у него не было слабоумных, шизофреников, психопатов. Он прилично знал
психиатрию, пытался проанализировать с научных позиций то, что с ним происходит,
но натыкался на логические тупики. Допустим, голос русского летчика был всего
лишь слуховой галлюцинацией. Даже у совершенно здоровых людей случаются
галлюцинации от переутомления и недостатка сна. Но воображаемые голоса должны
говорить на знакомом языке. Отто Штраус не знал русского. Почему, пока стрелки
его часов застывали на двенадцати, он понимал каждое слово?
Позже, на следующий день, он нарочно попросил одного из
лагерных переводчиков прочитать ему страницу текста по-русски. И ничего не понял.
Между прочим, текст этот являлся письмом, которое нашли в планшете летчика,
пятого испытуемого. Переводчик перевел все дословно. Письмо было от жены
летчика. Ее звали Ольга.
Она писала, в частности, об их маленьком сыне, и переводчик
несколько раз повторил непривычное для немецкого уха имя: Сережа. Все
совпадало. Отто Штраус не понимал, почему, зачем, откуда он знает и чувствует
нечто чуждое ему и что происходит с часами? Их смотрел часовщик. Швейцарский
механизм работал исправно и надежно. Получалось, что часы добросовестно
показывали не только время, но и отсутствие времени, дыры в нем? Ну что ж,
можно допустить и такое. Интеллект доктора Штрауса так упорно работал над
проблемой продления жизни, что в неясной субстанции времени протерлась дыра, и сквозь
нее тянуло сквознячком, ледяным и враждебным.
«Не исключено, что содержание представления само по себе
имеет такую же ценность действительности и может проецироваться вовне, как и
содержание восприятия». Эта цитата из учебника психиатрии, из раздела
«галлюцинации», всплыла в мозгу генерала и зависла, переливаясь тусклыми
гранями. Получалось, что вечность, в том виде, в котором мог представить ее
себе Отто Штраус, стала явью и вступила с ним в странный, гипнотический диалог.