Царство Агамемнона - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шаров cтр.№ 147

Семечко застревало у тебя в горле – ни туда, ни сюда – и ты харкал, харкал, пытаясь от него избавиться, наверное, в конце концов всё же бы выхаркал, но оно своими колючками цеплялось за бронхи и продолжало в тебе сидеть. Потом, когда, утомившись, ты засыпал, никто и не знает – как, оно провалилось дальше, в брюшину, и снова, сколько ты ни вставлял два пальца в рот, сколько ни пытался его выблевать, у тебя ничего не выходило.

Короче, так или иначе, это зернышко в тебя запало, укоренилось, шаг за шагом пошло в рост. Но и тут вело себя тихо, оттого еще долго ты думал, что, наверное, переварил его, слава богу, оно из тебя вышло. И, конечно, вера в Единого Бога росла в тебе не как ливанский кедр, скорее подобно виноградной лозе или даже стланику по сопкам возле холодного океана, где мало земли и совсем мало тепла, оттого ветры и корежат его, скручивают, гнут.

А еще вернее она росла точно так же, как племя Иакова со своими отарами овец и стадами коз бродило сорок лет по Синайской пустыне и Заиорданью. От колодца к колодцу, от одного пастбища, где еще осталась трава, к другому. Еще долгое время вера была в нас непрочна, хирела от грехов и от неправедного, могла и вовсе заглохнуть, наоборот, крепла, когда мы делали что-то доброе. Но в любом случае, прорастала только туда, где было свободное, незанятое место. И, устраиваясь, старалась никого не тревожить.

И так, чтобы она наконец вошла в силу, понадобилось, Игнатий, не два поколения, а двадцать два, может, и больше, но когда вошла, когда Иаков уже не мог сказать, где он, а где его вера, он и она – одно, за Единого Бога против Рима встал весь народ. Половина пала в битве, остальные ушли в изгнание, единственный скарб, что у них с собой был, – вера.

То есть вера тоже ушла в изгнание, так и скитается до сих пор. Но дело даже не в Иакове, а в том, что где теперь все эти Ассирии и Вавилоны, Египты и Римы? Нет их. След простыл. А отростки той самой лозы укоренились повсюду, никто, принявший в себя Единого Бога, уже и не помнит, что когда-то веровал иначе.

В общем, Игнатий, повторю, вера – штука неспешная, стадо овец нельзя гнать вскачь, они не шестерик лошадей. При подобном аллюре сразу падеж начнется. А мы еще в предыдущий век научились хорошо спорить, прямо в спорах главные вещи до конца додумывать и до конца, до самой последней правды, договаривать. В сущности, хорошие вещи – о равенстве, о справедливости и всеобщем счастье, даже о воскресении из мертвых – причем уже здесь, на земле, и всё – своими руками.

И в этой нашей правоте оказался такой соблазн, что не удержались, впали в ересь. Как и другие еретики, решили, что в Писании одно – слова Бога, а другое люди от себя добавили, и то, другое, нам не указ. И вот, вспомнив про пустыню Фаран, испугались, что еще сорок лет придется блуждать туда-сюда по Синаю, засуетились, заспешили.

Принялись пятилетки в три года выполнять, стахановцами и гагановцами заделались. Такой ход набрали, что и не остановить. А Земля обетованная – будто мираж в пустыне: чем быстрее мы к ней бежали, тем быстрее она удалялась. Мы же сказали себе, что, как и при горе Синай, беда в отступниках и отщепенцах, в изменниках, предателях, пораженцах и саботажниках, которые что есть силы нас тормозят, хотят, чтобы мы и дальше мучились, гибли без воды в песках. Что было делать? Пришлось взять в руки меч и начать лить кровь. И столько мы ее налили, что побарахтались, побарахтались – и сами на дно пошли.

В этой прелести, что я, что другие прожили почти век.