– И как? Успешно? – Рита хохотала, держась за живот.
– Ну не голодаем же. Не смейся, у меня была соседка в детстве – тетя Манана. Она всегда на молодую луну купюрой шуршала. И знаешь, всегда в достатке жила.
– А она работала?
– Нет. Но брала подарками. Вот не хочешь, а все равно ей что-нибудь принесешь.
– Хорошо, давай шуршать, раз подарками тоже можно! – Рита, даже подхрюкивая от смеха, достала две купюры.
– Если ты не веришь, то не сбудется, – строго сказала Аня.
– Боже, я с тобой с ума сойду. Мало того что стою пьяная во дворе церкви, так еще и купюрами шуршу! – Рита от смеха уже не могла дышать.
– Дай мне купюру, пожалуйста.
– Давай хоть до гостиницы доберемся, оттуда и помашешь. Здесь же неприлично! Вспомни, что ты образованная женщина!
– Нет, надо, чтобы окна не было.
Рита простонала и выдала подруге деньги. Аня начала «шуршать», вытянув руку. Рита тоже показала купюру месяцу.
– А как ты определяешь, когда можно? – спросила она.
– Ну, подставь указательный палец, если из пальца и месяца сложится «эр», то можно.
– А если я в евро или в долларах хочу? – Рита опять не смогла сдержать смех. – Мне все равно на рубль ориентироваться? Или искать значок евро? Лучше объясни мне, почему ты не работаешь концертмейстером? Ты же так играла!
– Не знаю. Мне всегда казалось, что другие играют лучше, – пожала плечами Аня. – Даже в консерватории я считала, что играю хуже всех, поэтому и не сделала карьеру. Всегда считала, что у меня не получится, что я не доработала, что недостаточно талантлива. Вот у Анфисы этого страха нет. Она, даже если выучила плохо, выйдет и вдруг сделает на отлично. Она не боится сцены и верит в себя. Слишком верит. У нее есть то, что у спортсменов называется «плюс старт», когда на выступлении делаешь в разы лучше, чем на тренировке, когда запал появляется. А у меня был не «минус старт», а минус в кубе.
– Так, быстро скажи своей луне и Вселенной, что ты будешь нашим концертмейстером. Я лично буду тебе платить за выездные концерты с девчонками. Обещаешь? Прямо сейчас дай мне слово и поклянись своим новолунием!
– Хорошо. Но только с нашими девочками. Хотя предупреждаю, вряд ли я еще раз когда-нибудь так сыграю. Просто был удивительный момент и настроение.
* * *
Добравшись до дома, Аня первым делом написала запрос Вселенной с просьбой избавить ее от концертмейстерства. Вселенная ее услышала – Рита перевела Нину в Москву, к знаменитому педагогу, к которому всегда мечтала попасть. Да и добираться было удобнее. Они с Аней созванивались первое время, а потом их пути разошлись.
Но прошло немного времени, и Вселенная снова ответила на Анину записку по поводу работы. У нее одновременно появились две ученицы. Как всегда, через знакомых, дальних, но очень милых, Аню рекомендовали как гениального преподавателя по сольфеджио. Детей надо было подтянуть перед экзаменами. Аня согласилась больше из вежливости – было неудобно отказать давним знакомым, которых она, откровенно говоря, смутно помнила. Родителям девочек Аня честно призналась, что их дезинформировали – она не гениальный педагог, но те упорствовали. И Аня снова не смогла отказать. Тем более что работа, на которую рассчитывал Макс, сорвалась. Он переживал так, что забросил пироги и увлекся секретами приготовления шоколадных десертов – муссов, пирожных-брауни, эклеров и маффинов.
– У Анфисы скоро диатез будет от шоколада. Испеки что-нибудь фруктовое, – призывала мужа Аня, но тот упорно крошил шоколад куда ни попадя. Аня решила, что надо дать ему время прийти в себя, и согласилась позаниматься с ученицами.
Перед каждым уроком Аня спрашивала у Вселенной, за что ей это. Ведь она терпеть не может преподавать. Да и сольфеджио терпеть не может. Знает, умеет объяснить, но ненавидит. Лучше бы теорию преподавала, честное слово. Но Вселенная, видимо, не очень разбиралась в музыкальных дисциплинах и не отличала теорию от сольфеджио.
Аня очень надеялась, что от нее скоро откажутся. Часто ведь так бывает – не сошлись характерами, нет очевидных успехов, ученицы то болеют, то ленятся, то капризничают. Но девочки оказались усердными, Аню как педагога они немедленно полюбили и стали делать успехи. К тому же не опаздывали, не болели и не уезжали на каникулы. Аня спрашивала у Вселенной, за что ей такое, но Вселенная молчала. Она довела учениц до экзамена, который обе блестяще сдали, и выдохнула. Родители сказали, что в случае чего будут звонить. Аня покорно улыбнулась.
Наконец наступило счастливое для нее время – она полностью посвятила себя Анфисе. Возила ее в школу, потом в музыкалку, ждала в коридоре, как обычная мама. Чередой шли конкурсы, на которых Анфиса успешно выступала, а Аня сидела в зале и радовалась за дочку. Опять же, как обычная мама. Вселенную она поблагодарила за исполнение мечты и снова попросила работу – не для себя, для мужа. Нужны были деньги на новую скрипку, Анфиса росла. Аня мечтала купить дочке хорошую, дорогую скрипку, о чем и сообщила в послании Вселенной.
И Вселенная немедленно откликнулась, но опять все перепутала. Аня сидела в коридоре музыкалки, потом решила прогуляться – книга, которую она читала, закончилась, а ждать Анфису предстояло еще часа полтора. И Аня пошла бродить по коридорам. Каким-то непостижимым образом она набрела на дверь в полуподвальном помещении. На двери было написано – музей композитора, ну, допустим, Иванова. Музыкальная школа носила имя этого замечательного и пусть не столь широко, но известного композитора, который, впрочем, никогда не был в этом городке и к этой школе не имел никакого отношения.
Аня толкнула дверь, оказавшуюся незапертой, и вошла в музей. Две комнаты. На стенах – выцветшие распечатки партитур, фотографии из Интернета, афиши оттуда же. Ни одного подлинного экспоната, естественно. Но здесь было тихо и на удивление тепло, хотя в коридорах всегда гуляли сквозняки. Аня присела на стульчик и взяла книжку – биография Иванова. Вдруг дверь осторожно приоткрылась, и в комнату, пятясь, вошла женщина. Поскольку такая попа была только у одной женщины во всей музыкалке, Аня без труда узнала директора Софию Ивановну.
– Ой, кто здесь? – воскликнула та.
– Здравствуйте, София Ивановна. Простите, я случайно зашла. Дверь была открыта. Тут тепло. И сквозняков нет, – начала оправдываться Аня.
– А я тут от родителей скрываюсь и чай пью, – вдруг призналась директриса. – Хотите чай с сушками? Сушки с маком. Мне конфеты нельзя, а сушки можно. Я их очень люблю. А все конфеты дарят. Ну почему нам, педагогам, дарят конфеты? Мы же не врачи. Вот лучше бы сушки подарили. Странно, что вы здесь оказались. Никто про эту комнату не знает.
– Вы меня не помните? Я Анна. Приезжала к вам, когда музыковед дочь привозил. Вы еще остались мной недовольны. А потом нас Эмилия Леонидовна взяла.
– Конечно, я вас помню прекрасно. Но не помню, чтобы была вами недовольна! Хотя у меня бывают скачки настроения. Не принимайте на свой счет. Проблемы с ногами. Варикоз. Язвы открываются. Мне тогда больно было. Даже стоять не могла. Сейчас опять приступ. Вот прихожу сюда – отсидеться. У меня сахар зашкаливает. Слышала вашу девочку. Очень хорошая девочка. Не сердитесь на меня за тот случай. Когда ноги болят, я сама себя иногда не слышу.