Стока из бочажка не было. Вода, выбившись из-под камней, под них же и уходила. Если бы не звенящая над родником мошкара, Лера никогда, никогда бы не нашла это благословенное место!
Черпать воду пригоршней было неудобно. Она легла рядом с котловинкой и приникла губами к воде. Зубы сразу заломило, пить приходилось мелкими глотками, и она все хватала и хватала драгоценную влагу, не в силах остановиться. И почему-то — зажмурившись. Открывать глаза было страшно: вдруг это все не на самом деле? Вдруг это сон? Вдруг драгоценный источник ей лишь пригрезился? И стоит открыть глаза — сладостное виде́ние исчезнет. Так хотя бы во сне напиться, наполниться живительной влагой…
Наполниться, да. В желудке ощутимо побулькивало. Значит, родник ей не примерещился? Лера осторожно открыла глаза — вот он, по-прежнему полный. И это означает — жизнь!
Вода сработала не хуже крепкого кофе: в голове прояснилось, настроение стало вполне бодрым. Лера даже вдруг вспомнила почему-то, что сегодня понедельник. Это казалось диким — что такое понедельник? Слово из прошлой жизни. В больнице, наверное, на ушах стоят — куда она подевалась? Никого не предупредила, телефон не отвечает. Прогульщица! Может, даже уволить решат… Еще несколько дней назад одна мысль об этом заставила бы Леру покрыться холодным потом, но сейчас ей стало лишь смешно. Вот уж возможность увольнения — не та проблема, о которой сейчас имело смысл думать. Как и то, не обнаружили ли ее исчезновения родители — вот уж чего Лере не хотелось, так это доставлять им лишние неприятности. Но в любом случае сейчас по этому поводу ничего предпринять нельзя. А значит, и думать не следует — бесплодные терзания только расходуют силы.
Хотя сейчас, после обнаружения источника, Лере казалось, что сил у нее прибыло вдесятеро. Зато и потребности откуда ни возьмись опять проснулись.
Утолить смертную жажду — великое дело, что и говорить, думала она, шагая в сторону «своего» пляжа. Но и голод — не тетка, как утверждает старая пословица. Ох, слава богу, фыркнула Лера, вспомнив тетку Калерию. Хотя была в их семье еще одна тетка, Нинель Георгиевна, тетя Нина. Приезжала она из своего не то Норильска, не то Салехарда (почему-то Лера их постоянно путала) нечасто — раз в два-три года — и ненадолго — недели на две. И все две недели проводила на рынке и на кухне. Утром и вечером удавалось вытащить ее на пляж — освежиться, но все остальное время она посвящала кулинарному священнодействию:
— Да вы счастья своего не понимаете! Нет, дурного не скажу, мы там с голоду не помираем, продуктов хватает, но все ж привозное, а это совсем не то. Ну и дороговато выходит. А тут… — Тетя Нина ловко «раздевала» запеченные в духовке баклажаны, на мгновение задумывалась, шаря глазами по баночкам со специями, — выбирала она их каждый раз по какому-то наитию, со стороны казалось, что наугад, так что одни и те же баклажаны (или курица, или те же бычки) получались всегда разными. Но всегда — божественно вкусными. Лера чуть не застонала, вспоминая. Да уж, голод — точно не тетка.
Он, голод то есть, правда, уже перестал скручивать болезненными спазмами желудок. Отступил? Ага, как же! Он же, его величество голод, наполнил голову непрерывным гудением. Легким, мелодичным, приятным даже — совсем не таким, как жужжание мошкары, указавшее путь к воде. Лера опять зажала уши, на этот раз безрезультатно: звон никуда не исчез. Но разве голове полагается звенеть? Разве воздух должен быть подобен хрусталю? Разве небо имеет право быть таким ярким? А все окружающее — камни, волны, деревья, все, до самой крошечной травинки, до мельчайшей зависшей над прибоем капельки — разве может быть настолько выпуклым и резким, что глазам больно?
И в то же время окружающее как будто расплывалось. Стоя на краю обрыва, ограничивающего «ее» бухту, Лера болезненно жмурилась, словно не узнавая того, на что глядела. Может, это вовсе не та бухта? Или все же та? Вот и знакомое инжирное дерево, с которого она рвала листья себе на шляпу, вон и подсохшие черешки торчат. И он не стал ведь выше, пока она… путешествовала? Метров двадцать. Ну… тридцать максимум.
Буквы, которые она столь старательно выкладывала, были метра по два, даже больше. Их нельзя не увидеть с такой высоты. Но…
Но — их не было.
Хотя все очертания, камни, изгибы песка и деревьев — все было знакомым. Это была именно та бухта, вне всяких сомнений. Та же. Кроме галечных букв.
Ветровка, изрядно потяжелевшая от засунутых в рукава бутылок — теперь полных драгоценной воды! — полетела вниз, чтоб не мешала при спуске. Сама Лера наполовину съехала, наполовину скатилась с обрыва…
Да, выложенное из камней «SOS» оказалось разрушенным. Две-три чайки — быть может, те же самые, что лезли ей под руки вчера, — еще ковырялись в раскиданных камнях, точно искали что-то — вот вредины! Ну чем им помешала надпись?!
— У-у, хулиганье! — Лера погрозила птицам кулаком.
Впрочем, даже чаячье вредительство сейчас не могло омрачить ее радужного настроения. Найденный — не иначе как чудом! — родник означал, что угроза смерти в ближайшие день-два — а смерть от жажды одна из самых мучительных — отодвинулась в неопределенное будущее.
Есть, конечно, хотелось (после питья желудок как будто проснулся и недовольно бурчал), но без пищи человек может протянуть гораздо, гораздо дольше — если не станет отчаиваться. Все-таки остров, где она оказалась, — не голая скала посреди бушующих волн. Наверняка здесь можно отыскать что-то съедобное. Плохо, что она всегда пренебрегала ботаникой — трудно будет определить, какие из растений пригодны в пищу, а какие смертельно опасны. Разные там абрикосы и тутовник она, разумеется, отличит — но что толку? Едва начавшийся май — не самое сытное время. Прошлогодние плоды уже опали и сгнили, а до нынешних еще далеко. Но кроме плодовых деревьев существуют же и другие? Кажется, во время блужданий ей попадалась на глаза знакомая с детства заячья капуста — еда не слишком калорийная, но лучше, чем ничего. Наверняка можно найти и другие съедобные растения. Да, собственно, почти все, которые не ядовитые, съедобны. Вопрос лишь в том, как отличить ядовитые…
Лера нахмурилась. Кажется, у Жюля Верна что-то про это было… Или еще в какой-то «робинзонадной» книжке? Ай, не важно. Правило вспомнилось так ясно, словно та самая книжка открылась перед глазами: выбирай те растения, которые уже кто-то ел, — погрызенные мышами травинки, общипанные козами листья и все такое. Коз тут не было, но какая-то фауна водилась. То, что годится в пищу животным, годится и человеку. Если уж совсем сомневаешься, возьми в рот маленький кусочек гипотетической «еды» и подержи с полчаса. Если никаких неприятных ощущений не возникло, можно немного увеличить дозу. Тут главное — что кусочек маленький. Даже тис, считающийся одним из самых опасных растений, одной ягодкой не убьет, разве что голова закружится и тошнить станет. Даже смертельно ядовитую бледную поганку, чтобы серьезно (а то и до смерти) отравиться, надо съесть целиком, от крупинки не умрешь, хотя чувствовать себя будешь, мягко говоря, отвратительно. Впрочем, грибы, если ты не знаток оных, вообще лучше не трогать. Хотя тоже есть правило: все «плохие» грибы пластинчатые. Впрочем, грибов на острове не было — откуда они на скалах? Зато крапиву Лера видела, а она абсолютно точно съедобна. Правда, жгучую траву сперва надо кипятком ошпаривать, иначе сожжешь все слизистые. М-да, вопрос: где добыть кипяток? Интересно, если подвялить крапиву на палящем солнце — стрекательные клетки умрут? Можно попытаться…